В жарких странах — вот где печет солнце! Люди там становятся краснокожими, а в самых жарких странах — черными, как негры.
Некий ученый однажды приехал из холодных стран в жаркие; он думал, что будет бегать здесь по улицам, как у себя на родине, но вскоре убедился, что это невозможно. Он, как и все разумные люди, вынужден был сидеть дома, а двери в его комнате и ставни на окнах оставались закрытыми весь день. Казалось, что все жильцы спят или никого нет дома. Улица, на которой он жил, — узкая уличка с высокими зданиями, — была так расположена, что солнце освещало ее с утра до вечера, и это было неученым из холодных стран, — а он был человек молодой и умный, — казалось, что он сидит в раскаленной печи; это плохо на него действовало, и он очень исхудал, даже тень его как-то съежилась, сжалась, — солнце действовало и на нее. И человек и его тень оживали только к вечеру, когда оно заходило.
И как приятно было тогда смотреть на них! Как только в комнату вносили свечу, тень распространялась на всю стену, заходя даже на потолок; она вытягивалась и как бы расправляла свои члены. Ученый выходил на балкон и тоже потягивался; и чем больше звезд высыпало на ясное небо, тем больше он оживал. На всех соседних балконах (а в жарких странах перед каждым окном балкон) появлялись люди, потому что свежий воздух необходим всем, даже тому, кого солнце сделало краснокожим. Всюду, и наверху и внизу, царило оживление. На улицу перебирались и сапожники, и портные, и все прочие жители, выносили столы и стулья, зажигали свечи — тысячи свечей. Одни разговаривали, другие пели; люди гуляли, экипажи катили, ослы плелись, звеня бубенчиками — дзинь, дзинь, дзинь!.. Двигалась с пением похоронная процессия; уличные мальчишки бросали шутихи; церковные колокола звонили, — на улице жизнь била ключом. Только в одном доме, стоявшем как раз напротив балкона ученого, было тихо. И все-таки там, очевидно, кто-то жил, — на балконе стояли цветы. В эту жару они росли быстро, — значит, кто-нибудь заботился о них и поливал их. По вечерам дверь там приоткрывали тоже, но в доме было темно, точнее — темно было в передней комнате, а из задней доносилась музыка. Приезжему ученому музыка эта казалась необычайно красивой, хотя очень может быть, что это ему только казалось, — ведь здесь, в жарких странах, ему все чрезвычайно нравилось. Только бы не так пекло солнце! Хозяин дома, где поселился ученый, говорил, что не знает, кто живет в доме напротив, — тамошние жильцы никогда не показывались на улице, — а музыку он находил прескучной. «Кажется, будто кто-то сидит и без конца учит одну и ту же пьесу, — говорил он, — а пьеса у него не выходит. «Выйдет», — говорит он себе. Однако пьеса никогда не «выйдет», сколько бы он ее ни играл».
Однажды ночью приезжий проснулся; он спал, открыв дверь на балкон. Но вот ветер раздвинул портьеру, и ученому почудилось, будто от противоположного балкона исходит удивительный блеск. Все цветы там светились, как пламя, переливаясь чудесными красками, а среди цветов стояла стройная, прелестная девушка и тоже светилась. Этот свет резал глаза ученому, — он ведь только что проснулся и к тому же раскрыл их очень широко. Соскочив на пол, он крадучись подошел к двери, — но больше не светились,
хоть и были прекрасны, как всегда. Балконная дверь была! приоткрыта, а из-за нее доносилась музыка, такая нежная и чарующая, что, слушая ее, хотелось погрузиться в сладостные мечты. Это было какое-то волшебство… Но кто же все-таки жил в том доме? Где был вход в него? Весь низ там был занят магазинами, а через них ведь жильцы не ходят.
Как-то раз вечером приезжий сидел на своем балконе; в: комнате позади него горела свеча, и понятно, что тень его переползла на противоположную стену. Она сидела там на балконе среди цветов, и когда приезжий двигался, то, как это всегда бывает, двигалась и тень.
— Моя тень, должно быть, единственное живое существо в том доме, — сказал ученый. — Как уютно она расположилась среди цветов! Дверь открыта, и тени моей следовало бы зайти в комнату и посмотреть, что там, а потом вернуться и рассказать мне, что она видела. Окажи-ка мне услугу, — добавил он в шутку, глядя на тень, — будь так добра и войди в дом. Войдешь, а? — И он кивнул тени, а тень тоже кивнула. — Ну, ступай, да смотри не пропади!»
И приезжий встал; тень его на противоположном балконе тоже встала. Он повернулся; и тень тоже повернулась. И если бы кто-нибудь посмотрел внимательно, то заметил бы, что тень скользнула в полуоткрытую дверь балкона как раз в тот момент, когда приезжий вошел в комнату и задвинул за собой портьеру.
На следующее утро ученый вышел на улицу, чтобы выпить кофе и прочесть газеты.
— Что это? — сказал он, когда очутился на солнцепеке. — Куда девалась моя тень? Значит, она действительно ушла вчера и не вернулась? Как это неприятно!
И он рассердился, — но не потому, что тень его пропала, а потому, что он вспомнил рассказ о человеке без тени. Эта история была широко известна на его родине, в холодных странах, и если бы ученый рассказал свою, ее сочли бы подражанием. А он вовсе не собирался никому подражать и даже решил умолчать об исчезновении тени, что, конечно, было благоразумней всего.
Вечером он опять вышел на балкон, а свечу, как и следовало, поставил позади себя, зная, что тень любит прятаться от света за своего господина. Но ему не удалось ее выманить. Он и нагибался, и съеживался, и вытягивался во весь рост, но тени не было, она не приходила. Он кашлянул, но и это не помогло.
Досадное случилось происшествие! Однако в жарких странах все растет очень быстро, и через неделю ученый, к своему великому удовольствию, заметил, что, когда он выходит на солнце, у его ног возникает маленькая тень, — очевидно, корень старой остался. Тень все уже довольно приличная тень, а во время его путешествия домой, (В северные страны, она все продолжала расти и под конец сделалась такой длинной, что и половины ее было достаточно.
Ученый приехал домой и стал писать книги о том, что такое правда, что такое добро и красота. Так проходили его дни и годы; и так прошло много лет.
Как-то раз вечером, когда он сидел у себя в кабинете, кто-то тихонько постучал в дверь.
— Войдите, — сказал он, но никто не вошел.
Тогда он открыл дверь, и перед ним предстал человек, такой тощий, что ученому сделалось не по себе. Однако незнакомец этот, вероятно, был важной особой; по крайней мере одет он был необыкновенно элегантно.
— С кем имею честь говорить? — спросил ученый.
— Я так и знал, что вы меня не узнаете, — ответил изящный господин. — Я сделался телесным, утратил бесплотность; теперь у меня есть мышцы и даже платье. Вы, верно, не ожидали увидеть меня в таком состоянии? Неужели вы не узнаете свою старую тень? Вы, должно быть, никак не думали, что я к вам вернусь? Мне чрезвычайно повезло с тех пор, как я с вами расстался. Я во всех отношениях стал богаче и, если понадобится, смогу даже откупиться от службы. — Он побряцал связкой драгоценных брелоков, висевших на его часовой цепочке, и засунул руку под толстую золотую цепь, которую носил на шее. На пальцах его так и засверкали брильянты, и не поддельные, а настоящие.
— Я прямо изумлен, — сказал ученый. — Что же это такое?
— Это, конечно, случай необычный, — ответил пришелец. — Но ведь и вы сами не принадлежите к обыкновенным людям, а я, как вы знаете, с детских лет ходил по вашим следам. Как только вы нашли, что я достаточно созрел для того, чтобы одному пуститься в свет, я взял да и ушел. Теперь обстоятельства мои блестящи, лучшего и желать нельзя. Но мне захотелось еще раз повидаться с вами, прежде чем вы умрете, — а вы умрете рано или поздно. Захотелось также повидать родные края, — ведь родину разлюбить нельзя. Я знаю, у вас теперь новая тень; может быть, я задолжал ей или вам? Если так, будьте добры, скажите, сколько я должен.
— Как, неужели это ты? — сказал ученый. — Удивительно! Вот уж не думал, что к человеку может вернуться его старая тень!
— Сколько же я должен уплатить? — повторил гость. — Мне очень не хочется оставаться в долгу.
— Как можешь ты так говорить? — отозвался ученый. — Ни о каких долгах нет и речи, ничто тебя не связывает. Расскажи мне только, что с тобой случилось и что тебе довелось увидеть в доме напротив — там, в жарких странах.
— Хорошо, я расскажу вам об этом, — согласился гость и сел. — Но только за это обещайте мне никогда никому не говорить, что я был вашей тенью; не говорить ни здесь, в городе, ни в любом другом месте, где я могу бывать! Я собираюсь жениться, а прокормить могу и не одну семью.
— Не беспокойся, — проговорил ученый. — Вот тебе моя рука — я никому не скажу, кто ты, даю слово; а слово мое — это то же самое, что я человек!
— Слово — это тень человека, — сказала тень; и иначе она сказать не могла.
Удивительно, до какой степени пришелец походил на человека: он был весь в черном, носил шейный платок из дорогой черной ткани, лакированные сапоги и цилиндр, который можно было складывать так, что от него оставались лишь тулья да поля, не говоря уж о брелоках, золотой цепочке и брильянтовых кольцах. Да, тень ученого была необыкновенно хорошо одета; потому-то она так и походила на человека.
— Теперь я буду рассказывать, — начал гость, как можно тверже ставя свои ноги в лакированных ботинках на рукав новой тени ученого, которая лежала у его ног, свернувшись, как пудель. Неизвестно только, сделал ли он это из спеси, или затем, чтобы новая тень приросла к месту и никуда не сбежала. А новая тень лежала смирно, готовясь внимательно прослушать рассказ о том, как можно отделаться от человека и добиться того, что станешь сама себе госпожой.
— Знаете, кто жил в доме напротив? — начал гость.- Самое очаровательное существо на свете, сама Поэзия! Я пробыл у нее три недели, а это все равно как если бы я прожил три тысячи лет и прочитал все, что было когда-либо сочинено и написано, уверяю вас! Повторяю — и это правда, — я видел все, и я знаю все!
— Поэзия! — воскликнул ученый. — Да — да, она ведь часто живет отшельницей в больших городах. Поэзия! Я видел ее одно лишь короткое мгновение, когда сон еще застилал мне глаза. Она стояла на балконе и сияла, как северное сияние! Рассказывай, рассказывай! Итак, ты был на балконе, ты вошел в комнату… а потом?
— Я очутился в передней,- ответил гость. — Вы всегда сидели и смотрели на эту переднюю. Света в ней не было, там царил полумрак, но в открытую дверь виднелась целая анфилада ярко освещенных комнат. Свет этот убил бы меня, если бы я вошел к деве сразу, но я был осторожен и выждал время, — а так всегда и надо поступать.
— Что же ты увидел? — спросил ученый.
— Я увидел там все, и сейчас расскажу об этом вам. Но… не подумайте, что это плод самомнения с моей стороны… но теперь, когда я свободен, обладаю столь обширными познаниями и достиг таких успехов в свете, я желал бы, чтобы говорили мне «вы».
— Извините меня, — сказал ученый. — Никак не могу отделаться от старой привычки. Вы совершенно правы! Я постараюсь этого не забывать! А теперь расскажите мне обо всем, что вы видели.
— Я видел все, — повторил гость. — Я видел все, и я знаю все.
— Что же вы видели во внутренних покоях? — спросил ученый. — Было ли там, как в прохладной роще или как в святом храме? Может быть, эти покои напоминали звездное небо, когда глядишь на него с высоких гор?
— Все там было, — ответил гость. — Хоть я и не вошел туда, но остался в передней, в полумраке, однако я видел все, и я знаю все. Я ведь побывал в передней при дворе Поэзии!
— Но что же вы видели? Быть может, там по огромным залам проходили боги древности? Или боролись герои старых времен? Может быть, прелестные дети играли и рассказывали друг другу сны?
— Говорю же вам, что я был там, а вы должны понять, что я видел все, что стоит видеть. Если бы вы туда попали, вы бы на моем месте перестали быть человеком, — а я вот сделался им. И к тому же я познакомился там со своей сущностью, с тем, что роднит меня с Поэзией. Да, когда я был у вас, я об этом не думал; но вы ведь помните, что всякий раз, как солнце всходило или заходило, я непомерно разрастался, а при лунном свете я становился чуть ли не заметнее вас самих. Я тогда не понимал своей природы. Она стала мне ясна только в передней Поэзии. Я сделался человеком! Зрелым вышел я оттуда, но вас уже не было в жарких странах. Как человеку, мне стало стыдно ходить неодетым. Мне понадобились сапоги, платье, весь тот лоск, который отличает человека. И вот я нашел пристанище… вам я, пожалуй, скажу где, вы ведь не напишете об этом в книге… — я нашел пристанище под юбкой у торговки сластями. А женщина эта и не подозревала, что она скрывает. Только вечером вылез я оттуда. Светила луна, и я стал бегать по улице. Я крался вдоль стен и прижимался к ним — это так приятно щекочет спину; я карабкался вверх по стенам, потом спускался вниз; заглядывал в окна верхних этажей и чердаков; заглядывал туда, куда никто не может заглянуть, и видел то, чего никто не видел и не должен увидеть… Но чего в сущности низок свет! Я ни за что бы не согласился быть человеком, если бы человек не считался каким-то особенным существом. Я видел, какие невероятные вещи проделывали женщины и мужчины, родители и их прелестные, бесподобные дети. Я видел то, о чем никому не следовало бы знать, но что ужасно хочется знать всем, — недостатки соседа. Если б я издавал газету, ее бы читали запоем. Но я предпочитал писать обо всем этом самим людям, — и то-то поднимался переполох в тех городах, куда я приезжал! Как меня все боялись! И как за мной ухаживали! Профессора сделали меня профессором. Портные понашили мне костюмов, так что я теперь обеспечен одеждой. Чеканщики начеканили мне денег. А женщины находили меня красавцем. И вот я стал таким, каким вы меня видите теперь. А теперь прощайте! Вот моя визитная карточка. Я живу на солнечной стороне и в дождливую погоду всегда дома. И тень ушла.
— Как все это странно! — проговорил ученый.
Прошло много времени, и вот тень появилась снова.
— Как дела? — спросила она.
— Ах! — вздохнул ученый. — Я пишу об истине, о добре и красоте, но никто не хочет о них слышать. Я в отчаянии. Это меня так огорчает!
— А меня ничуть, — сказала тень. — Я толстею, и это самое главное. Вы не понимаете, как надо жить. Еще захвораете чего доброго. Вам надо рассеяться. Летом я отправляюсь в путешествие. Поедемте вместе! Мне очень нужен спутник. Хотите ехать со мной в качестве моей тени? Я буду очень рад иметь вас своим спутником и беру на себя все расходы.
— Это уж слишком! — возмутился ученый.
— Смотря по тому, как к этому отнестись. Проехаться вам очень полезно, а так как вы будете моей тенью, то ни гроша не истратите на путешествие.
— Это уж чересчур! — сказал ученый.
— Таков свет, — возразила тень. — И таким он и останется. И тень ушла.
Ученому приходилось очень туго, его преследовали заботы и горе, а то, что он говорил об истине, добре и красоте, большинству людей было нужно не больше, чем розы коровам. Под конец он сделался совсем больным!
— От вас осталась лишь тень, — говорили ученому: и он содрогался от мысли, которая тогда приходила ему в голову.
— Вам надо отправиться на курорт, — сказала однажды тень, зайдя его навестить. — Другого выхода нет. Я собираюсь поехать на воды: у меня борода плохо растет, а это тоже болезнь, — ведь у мужчины непременно должна быть борода. Так будьте же благоразумны, примите мое предложение, и мы поедем как товарищи.
И они отправились в путешествие. Тень стала господином, а господин тенью. Они ехали вместе в карете и верхом, шли пешком, рука об руку или друг за другом — смотря по тому, где находилось солнце. Тень всегда помнила свое место, сознавая себя господином, но ученый не придавал этому значения. Это был человек с таким большим сердцем, такой необыкновенно мягкий и приветливый! И вот однажды он сказал тени:
— Мы путешествуем вместе да к тому же знакомы с детства, так не выпить ли нам на «ты»? Так мы будем чувствовать себя гораздо свободнее друг с другом.
— Вы сказали это очень откровенно, желая нам обоим добра, — отозвалась тень, которая в сущности была теперь господином. — И я отвечу вам так же откровенно, желая вам только добра. Вы, как ученый, должны знать, до чего капризна человеческая природа: некоторые не выносят прикосновения шершавой бумаги, другие содрогаются, слыша, как водят гвоздем по стеклу. Такое же неприятное ощущение испытываю я, когда вы говорите мне «ты». Меня словно придавливает к земле, как в то время, когда я занимал мое прежнее положение при вас. Вы видите — это только ощущение, а не плод высокомерия. Я не могу позволить вам говорить мне «ты», но сам охотно буду называть вас на «ты», и таким образом ваше желание будет исполнено наполовину.
И тень стала говорить «ты» своему прежнему господину.
«Да, это, пожалуй, уж слишком, — думал ученый, — что я должен говорить ему «вы», а он говорит мне «ты»! Но он был вынужден мириться с этим.
Наконец, они приехали на воды, где было много иностранцев и среди них принцесса, страдавшая чрезмерной зоркостью. Это ее даже пугало.
Она тотчас заметила, что вновь прибывший ничуть не похож на других людей.
«Говорят, он явился сюда, потому что у него борода не растет, но я вижу истинную причину его приезда — он не отбрасывает тени!» — думала она.
И вот ее одолело любопытство; на прогулке она подошла к незнакомцу и вступила с ним в разговор. Будучи принцессой, она не стала стесняться и сказала ему напрямик:
— Вы не отбрасываете тени — вот какая у вас болезнь!
— А ваше королевское высочество изволит поправляться, — костью, но теперь это прошло. Вы выздоровели, и я это знаю, потому что тень у меня есть, но тень необыкновенная. Вы не заметили того лица, которое всегда сопровождает меня? У других людей тень обыкновенная, но мне обыкновенное не нравится. И как некоторые наряжают своих слуг в ливреи из более тонкого сукна, чем то, которое носят сами, так и я дал своей тени обличье человека! И знаете, я даже приставил к нему тень. Это стоит дорого, но я люблю жить на широкую ногу!
«Неужели я в самом деле начинаю поправляться? — подумала принцесса. — Эти воды — единственные в мире, в наше время вода делает чудеса!.. Но я все-таки не уеду отсюда; как раз теперь здесь становится интересно. Этот незнакомец чрезвычайно понравился мне; только бы его борода не выросла слишком скоро, а то он уедет».
Вечером, в большом бальном зале, принцесса танцевала с тенью. Принцесса была легка, а кавалер ее еще легче; с таким замечательным танцором ей еще в жизни Не приходилось танцевать. Она сказала ему, из какой она страны; он там бывал, но принцесса в то время была в отъезде. Он заглядывал и в верхние и в нижние окна ее дворца, он многое видел и потому мог отвечать на вопросы принцессы остроумно и даже делал намеки, которые ее поразили. Она нашла его умнейшим из людей и прониклась к нему таким уважением, что, когда они опять стали танцевать вместе, она уже влюбилась в него. Кавалер это сразу заметил: принцесса так на него смотрела, что чуть было не пронзила его своим взглядом. Они протанцевали еще один танец, и принцесса уже готова была признаться в любви своему кавалеру, но, благоразумно вспомнив о своей стране и народе, которым она должна была править, удержалась.
«Он умный человек, — подумала она про себя, — и это хорошо. Он прекрасно танцует — и это тоже очень хорошо. Но обладает ли он основательными познаниями? Это также важно, и это нужно проверить. И она задала ему такой трудный вопрос, на который и сама не могла бы ответить. Кавалер состроил удивленную гримасу.
— Вы не можете ответить? — сказала принцесса.
— Это я знал еще в детстве, — объяснил он. — Я думаю, что даже моя тень, которая стоит там у дверей, могла бы вам ответить.
— Ваша тень? — воскликнула принцесса. — Вот было бы удивительно!
— Не могу утверждать наверное, — сказал кавалер, — но я так думаю. Она столько лет сопровождала меня и прислушивалась к моим словам, что, вероятно, сумеет ответить вам. Но я должен предупредить ваше королевское высочество, что она очень гордится званием человека и хорошем настроении, — а она должна быть в хорошем настроении, чтобы ответить правильно, — обращайтесь с ней так, как если бы она была человеком.
— Я согласна, — ответила принцесса и подошла к ученому, стоявшему у дверей, и стала говорить с ним о солнце и луне, о внутренних и внешних особенностях человека, а он отвечал на все умно и верно.
«Что же это за человек, если у него даже тень такая мудрая! — подумала принцесса. — Какое это будет счастье для моего народа и моей страны, если я выйду за него замуж! Так я и сделаю».
И они обручились, но втайне: никто не должен был об этом знать, пока принцесса не вернется к себе на родину.
— Никто, даже моя тень! — сказала тень, и не без оснований.
И вот они прибыли в страну, которою управляла принцесса, когда бывала дома.
— Послушай, друг мой, — сказала тень ученому. — Теперь, когда я достиг вершины человеческого счастья и благополучия, я хочу сделать что-нибудь и для тебя. Ты будешь жить со мной во дворце, ездить в моей королевской карете и получать сто тысяч ригсдалеров в год, но за это ты должен позволить всем называть тебя тенью. Ты не должен говорить, что когда-то был человеком, и раз в год, когда я сяду на балконе при солнечном свете, чтобы показаться народу, ты ляжешь у моих ног, как и подобает тени. Должен сказать тебе, что я женюсь на принцессе. Сегодня будет свадьба.
— Нет, это уж слишком! — воскликнул ученый. — На это я не согласен и ничего такого не сделаю. Это значило бы обмануть и принцессу и всю страну. Я расскажу все! Скажу, что я человек, а ты тень, которая только носит личину человека.
— Этому никто не поверит, — сказала тень. — Будь благоразумен, или я позову стражу!
— Я обращусь прямо к самой принцессе, — сказал ученый.
— Я увижу ее прежде, чем ты, — ответила тень. — А тебе придется сесть в тюрьму.
И ученого арестовали, — стража повиновалась тому, кого принцесса выбрала себе в мужья.
— Ты дрожишь, — сказала принцесса жениху, когда он пришел к ней. — Что-нибудь случилось? Смотри не заболей, сегодня ведь наша свадьба.
— Я пережил самое ужасное, что только можно пережить, — сказала тень. — Представь себе, слабый мозг моей тени не выдержал. Моя тень сошла с ума, она вообразила, что сама стала человеком только! — я сделался ее тенью!
— Какой ужас! — воскликнула принцесса. — Надеюсь, ее держат под замком!
— Разумеется; и я боюсь, что она никогда не поправится.
— Бедная тень! — сказала принцесса. — Она, вероятно, очень несчастлива, и было бы настоящим благодеянием освободить ее от той капли жизни, которая в ней еще осталась. Очевидно, придется покончить с ней втихомолку.
— Это очень жестоко! — сказал ее жених. — Ведь она была мне верным слугой! — И тень сделала вид, что вздохнула.
— У тебя благородное сердце! — воскликнула принцесса. Вечером весь город был иллюминован, пушки палили, а солдаты брали на караул. Ну и свадьбу сыграли! Принцесса и тень вышли на балкон показаться народу и еще раз услышать, как им кричат «ура».
Ученый же ничего не слышал: его уже не было в живых.
