Было большое-пребольшое село. В том селе жила вдова, у неё было два сына. Старшего Кузьмой звали, он в селе жил, а второй, Иванушка, в работниках был в другом селе, и жена его Марьюшка тоже с ним. Совсем хорошо жили. Одна беда: во всём селе один колодец был. Со всех концов к нему ходили.
Он подумал, подумал:
— Пойду, удушусь.
Взял обрывок веревки и пошёл. Жена увидела.
— Куда ты взял? На ней и так пять узлов, места целого нет.
Он решил:
— Пойду, утоплюсь в Антошкином пруду, место там крутобережное.
Подходит он, глядит — пароход там.
На нашей реке в жизни пароходы не ходили, а теперь вот едет. Подъезжает пароход, на нём девица красоты неописанной, спрашивает:
— Ты зачем здесь?
— Я не разрешу, как так?
— Знаю, знаю. Я тебе сейчас чашку брошу, ты придёшь домой, детей вышли, пусть погуляют. Поставь чашку на стол и скажи: \»Чашка, чашка, корми!\»
Вернулся он домой и говорит:
— Ну, Марья, нехай ребята пойдут, погуляют. Сам чашку на стол поставил:
Жена повеселела. Голод не тётка, а когда вся середечка полна, краюшки играют.
Вот пошла она на другой день к колодцу. А сноха уже там, жена брата старшего, что пожи-ток-то присвоил, тут как тут и насмехается:
— Что это ты, Марья, так весела? Может, хлеба-соли вдосталь ела?
— Здорово!
— Кум, ты, говорят, чашку добыл. Мы ведь свои люди, так мы сочтёмся. Мы вот крестницу просватали, дай чашку, хоть гостей покормить, утром принесём тебе.
Утром принесли они, поставили на стол её:
— Чашка, чашка, корми!
А нет ничего. Жена заругалась:
— Простофиля ты, больше ничего.
— Топиться.
— Ну, запри дверь, садись.
Накидали они с полмешка серебра. Он на базар поехал, купил жене сапожки хорошие, кара-тай новый, платок французский.
Она за водой приходит, а сноха и говорит:
— Это что же так разоделась? Али кум воровать научился? Небось трудом праведным не наживёшь палат каменных.
— Здорово!
— Нет, не дам. Вон чашку вам дали, так вы ведь не отдали, подменили.
— Далече собрался?
— Да что ж ты? У тебя ж рубль есть.
— Нет, нет. Я Доля твоя, и ошибка моя. Сказала и бросила сумку на песок.
Они отлежали, поотмылись маленько, переночевали.
— Ничего, лучше всех. Теперь и барин не так богато жить будет. У нас скоро будет и лошадь, и корова, слуги и кучер. У нас сумка такая, что лучше всех заживём. Всем того желаю, но тебе-то вряд ли, больно баба-то хороша.
Энта даже вёдра бросила.
— Кузьма, Кузьма! Они опять вон как живут. У них всё есть. Они хочут покупать и лошадь, и корову, и всё. Как наш барин живут. У них сумка какая-то есть.
— Брат, говорят, у вас какая-то сумка есть. Дай мне на день.
— Так ведь чашка нашлась, принесли соседи,- и рубль принёс я.
Он прибежал, только в сенцы вошёл и говорит тихо:
— Сума, — хватит!
Ну, солдаты смотали кнутища на кнутовища, сунули за голенища и попрыгали в сумку.
— Ну, я без неё обойдусь. Нехай у тебя будет. Да с тех пор Иван, Марья и зажили. Я недавно у них была, мёд-пиво пила, пряниками заедала.
Сказка вся, а присказка будет завтра, после обеда, поевши мягкого хлеба.