В некотором царстве, в некотором государстве жили-были царь с царицей. И была у них единственная дочь Марья Краса-долгая коса. Жили они хорошо и счастливо.
Заплакала тут бабушка, приготовила ему льняную рубаху, побежала в огород, принесла жгучей крапивы, стала из жгучей крапивы вторую рубаху п л есть.
— Хорошо, — говорит Иван.
Вот на вечерней заре обрядился Иван. Взял острую косу, железную палицу, надел льняную рубаху, сверху крапивную, попрощался с бабушкой и пошел на гору Буян.
— Не бойся, красна девица! Авось не сожрёт — подавится.
Подошел Иван к царевне, ухватил золотую цепь богатырской рукой, разорвал, как гнилую верёвочку. Потом лёг на песок, положил голову Марье Красе на колени и говорит:
Разбудила Марья-царевна Ивана. Только тот на ноги вскочил, а Змей уже тут как тут.
— Ты, Иван, зачем пожаловал? Богу молись, с белым светом простись да полезай скорей сам в мою глотку, тебе же легче будет.
— Врёшь, проклятый Змей! Не проглотишь! Подавишься.
Схватил Иван острую косу, размахнулся во все плечо и скосил у Змея все три головы. Поднял серый камень, собрал три головы. Языки вырезал, в сумку спрятал, головы под камень положил, туловище в море столкнул, сам на песок упал, заснул богатырским сном.
Стоит Марья Краса-долгая коса ни жива ни мертва. Не знает — плакать или радоваться. Села на песок, подняла голову Ивана, на колени себе положила, шёлковым платком пот вытерла. Вдруг видит: туча надвинулась, ветер зашумел, море всколыхнулось. Лезет из синего моря Змей, на Буян-гору поднимается.
Стала царевна Иванушку будить. А Иван спит богатырским сном. Ухватила его царевна за волосы.
— Проснись! Проснись, Иванушка! Наша смерть идёт!
Тут вскочил Иван на ноги. Увидал его шестиглавый Змей, заворчал, зафыркал.
— Жалко мне тебя, добрый молодец! Тебя есть- вкусу в тебе нет. Проглочу тебя разве не разжёвывая.
— Ничего, — говорит Иван, — авось подавишься! Схватил Иван свою острую косу, размахнулся широко рукой, отрубил Змею три головы. А три головы огнём палят, дымом дышат, глаза выжигают. Ухватила Марья Краса свою долгую косу, стала золотой косой Змея по глазам хлестать. Обернулся Змей в её сторону. Подскочил тут Иван, отрубил Змею оставшиеся три головы. Языки вырезал, головы под камень спрятал, туловище в море столкнул. Сам упал на крутой берег, уткнулся в золотой песок и заснул богатырским сном.
Пала Марья-царевна Ивану в ноги:
— Спасибо тебе, Иванушка! Меня освободил, всю землю русскую избавил. Будешь ты моим суженым, батюшке помощником, моей матушке — любимым сынком. — Сняла она с руки золотой перстенёк, Ивану на мизинный палец надела.
А Иванушка на ногах шатается, кровавый пот по лицу бежит. Упал Иван на сырой песок, заснул богатырским сном, — видно, смертно намаялся.
— Я нож точу, тебя убить хочу! Заплакала царевна.
— Скажи отцу, что я тебя от смерти избавил, Русскую землю от гадов освободил, посулись, что будешь ты мне верной женой, — тогда помилую.
Ничего не поделаешь, пришлось Марье-царевне согласие дать.
Повез её воевода во дворец.
— Через три дня, — говорит, — честным пир-ком да за свадебку!
Марья Краса плачет, а слово сказать боится.
Только через три дня к вечеру проснулся Иван, видит: один он на Буян-горе, нет рядом Марьи-царевны, нет под серым камнем змеиных голов.
Иванушка в бане вымылся, чистую рубаху надел, стал молодец хорош-пригож — лучше не надо!
Вечером пошёл во дворец. Там пир идет. Гости пьют-едят, всякими играми забавляются. Ходит воевода по горницам, хорохорится.
— Кто вас, хлопцы, от смерти спас? Вы мне теперь слова поперёк не молвите!
Марья-царевна сидит бела, как мел, глаза наплаканы.
Взял Иван золотой кубок, налил в него мёду сладкого, опустил в него золотое кольцо, позвал девку-чернавку и говорит:
— Поклонись Марье-царевне, пускай выпьет до самого дна за того, кто её от смерти спас.
Поднесла чернавка кубок Марье-царевне. Выпила Марья Краса до самого дна. Подкатился к её губам золотой перстенёк. Вынула его Марья-царевна, обрадовалась.
— Никакого изъяну в головах нет — они целёхоньки. Я его не ранил, не колол, с одного разу голову ссёк.
Поднял головы змеиные Иван, пасти раскрыл.
— Вот, — говорит, — какой в головах изъян! Языков-то в них нет! Они у меня в сумочке. Тут Марья-царевна подошла и говорит:
