I
В некотором царстве, в некотором государстъе жил-был богатый мужик. И было у богатого мужика три сына: Семён-воин, Тарас-брюхан и Иван-дурак, и дочь Маланья-векоуха* немая. Пошёл Семён-воин на войну, царю служить, Тарас-брюхан пошёл в город к купцу, торговать, а Иван-дурак с девкою остался дома работать, горб наживать. Выслужил себе Семён-воин чин большой и вотчину и женился на барской дочери. Жалованье большое было и вотчина большая, а всё концы с концами не сводил: что муж соберёт, все жена-барыня рукавом растрясёт; всё денег нет. И приехал Семён-воин в вотчину доходы собирать. Приказчик ему и говорит:
увёл жеребца сивого, и остался Иван с одной кобылой старой по-прежнему крестьянствовать — отца с матерью кормить.
Досадно стало старому дьяволу, что не поссорились в дележе братья, а разошлись по Любови. И кликнул он трёх чертенят.
— Вот видите, — говорит, — три брата живут: Семён-воин, Тарас-брюхан и Иван-дурак. Надо бы им всем перессориться, а они мирно живут: друг с дружкой хлеб-соль водят. Дурак мне все дела испортил. Подите вы втроём, возьмитесь за троих и смутите их так, чтобы они друг дружке глаза повыдрали. Можете ли это сделать?
— Моё дело, — говорит, — ладится. Завтра, — говорит, — мой Семён домой к отцу придёт.
Стали его товарищи спрашивать:
— Как ты, — говорят, — сделал?
— А я, — говорит, — первым делом храбрость такую на Семёна навёл, что он обещал своему царю весь свет завоевать, и сделал царь Семёна начальником, послал его воевать индейского царя. Сошлись воевать. А я в ту же ночь в Семёновом войске весь порох подмочил и пошёл к индейскому царю, из соломы солдат наделал видимо-невидимо. Увидали Семёновы солдаты, что на них со всех сторон соломенные солдаты заходят, — заробели. Велел Семён-воин палить: пушки, ружья не выходят. Испугались Семёновы солдаты и побежали, как бараны. И побил их индейский царь. Осрамился Семён-воин, отняли у него вотчину и завтра казнить хотят. Только мне на день и дела осталось, из темницы его выпустить, чтобы он домой убежал.
— Что ж ты мне сделаешь?
— Брюхо, — говорит, — болит у меня — поправить можешь?
— Ну, лечи.
Нагнулся чертёнок в борозду, пошарил, пошарил когтями, выхватил корешок-тройчатку, подал Ивану.
— Ну что же, — говорит, — Бог с тобой!
И как только сказал Иван про Бога — юркнул чертёнок под землю, как камень в воду, только дыра осталась. Засунул Иван два остальных корешка в шапку и стал допахивать. Запахал до конца полоску, перевернул соху и поехал домой. Отпряг, пришёл в избу, а старший брат, Семён-воин, сидит с женой — ужинают. Отняли у него вотчину, — насилу из тюрьмы ушёл и прибежал к отцу жить.
Увидал Семён Ивана.
— Я, — говорит, — к тебе жить приехал; корми нас с женой, пока место новое выйдет.
— Ну что ж, — говорит. — Мне и так в ночное пора — кобылу кормить.
Взял Иван хлеба, кафтан и поехал в ночное.
IV
Отделался в эту ночь чертёнок от Семёна-воина и пришёл по уговору Иванова чертёнка искать — ему помогать дурака донимать. Пришёл на пашню; поискал, поискал товарища — нет нигде, только дыру нашёл. «Ну, — думает, — видно, с товарищем беда случилась, надо на его место становиться. Пашня допахана — надо будет дурака на покосе донимать».
Услыхал чертёнок — задумался
Пришёл Иван, отбил косу, стал косить. Залез чертёнок в траву, стал косу за пятку ловить, носком в землю тыкать. Трудно Ивану, однако выкосил покос — осталась одна делянка в болоте. Залез чертёнок в болото, думает себе: «Хоть лапы перережу, а не дам выкосить».
Зашёл Иван в болото; трава — смотреть — не густая, а не проворотить косы. Рассердился Иван, начал во вею мочь махать; стал чертёнок подаваться — не поспевает отскакивать; видит — дело плохо, забился в куст. Размахнулся Иван, шаркнул по кусту, отхватил чертёнку половину хвоста. Докосил Иван покос, велел девке грести, а сам пошёл рожь косить.
И пошёл чертёнок в ржаную копну, залез между снопами — стал гноить: согрел их и сам согрелся и задремал.
— Я, — говорит, — другой, то мой брат был. А я, — говорит, — у твоего брата Семёна был.
— Отпусти, — говорит, — больше не буду, а я тебе что хочешь сделаю.
— А я, — говорит, — могу из чего хочешь солдат наделать.
— А на что, — говорит, — хочешь их поверни; они всё могут.
— Могут.
— Ну, — говорит чертёнок, — пусти же теперь.
— Ну что ж!
Зацепил его Иван за грядку, придержал рукой, сдёрнул с вил.
— С Богом, — говорит.
И только сказал про Бога — юркнул чертёнок под землю, как камень в воду, только дыра осталась.
— Ну что же, — говорит, — живите.
Снял Иван кафтан, сел к столу. А купчиха говорит:
— Я, — говорит, — с дураком кушать не могу: от него, — говорит, — потом воняет.
Тарас-брюхан и говорит:
— От тебя, — говорит, — Иван, дух нехорош — поди в сенях поешь,
— Мне, — говорит, — кстати в ночное пора — кобылу кормить.
V
Отделался в эту ночь и от Тараса чертёнок — пришёл по уговору товарищам помогать — Ивана-дурака донимать. Пришёл на пашню, поискал, поискал товарищей — нет никого, только дыру нашёл. Пошёл на луга — в болоте хвост нашёл, а на ржаном жниве и другую дыру нашёл. «Ну, — думает, — видно, над товарищами беда случилась, надо на их место становиться, за дурака приниматься».
Пошёл чертёнок Ивана искать. А Иван уж с поля убрался, в роще лес рубит.
Стало братьям тесно жить вместе, велели дураку себе на избы лес рубить, новые дома строить.
Прибежал чертёнок в лес, залез в сучья, стал мешать Ивану деревья валить. Подрубил Иван дерево как надо, чтоб на чистое место упало, стал валить — дуром пошло дерево, повалилось куда не надо, на суках застряло. Вырубил Иван рогач, начал отворачивать — насилу свалил дерево. Стал Иван рубить другое — опять то же. Бился, бился, насилу выпроСтал. Взялся за третье — опять то же. Думал Иван хлыстов полсотни срубить, и десятка не срубил, а уж ночь на дворе. И замучился Иван. Валит от него пар, как туман по лесу пошёл, а он всё не бросает. Подрубил он ещё дерево, и заломило ему спину, так что мочи не стало; воткнул топор и присел отдохнуть. Услыхал чертёнок, что затих Иван, обрадовался. «Ну, — думает, — выбился из сил — бросит; отдохну теперь и я». Сел верхом на сук и радуется. А Иван поднялся, вынул топор, размахнулся да как тяпнет с другой стороны, сразу затрещало дерево — грохнулось. Не спо-пашился чертёнок, не успел ног выпростать, сломался сук и защемил чертёнка за лапу. Стал Иван очищать — глядь: чертёнок живой. Удивился Иван.
— Ишь ты, — говорит, -пакость какая! Ты опять тут?
— Ну, какой бы ты ни был, а тебе то же будет! Замахнулся Иван топором, хотел его обухом пристукнуть. Взмолился чертёнок.
— Да что ж ты сделать можешь?
— Ну что ж, — говорит, — наделай! И научил его чертёнок.
— Это, — говорит, — хорошо, когда на гулянках с ребятами играть.
— Ну что ж! — Взял Иван рогач, выпростал чертёнка. — Бог с тобой! — говорит. — И как только сказал про Бога — юркнул чертёнок под землю, как камень в воду, только дыра осталась.
VI
Построили братья дома и стали жить порознь. А Иван убрался с поля, пива наварил и позвал братьев гулять. Не пошли братья к Ивану в гости.
— Не видали мы, — говорят, — мужицкого гулянья.
Угостил Иван мужиков, баб и сам выпил — захмелел и пошёл на улицу в хороводы. Подошёл Иван к хороводам, велел бабам себя величать.
— Я, — говорит, — вам того дам, чего вы в жизнь не видали.
Посмеялись бабы и стали его величать. Отвечали и говорят:
— Ну что ж, давай.
— Оделять, что ли?- Оделяй,
— Какие же, — говорят, — лучше?
— Ну, — говорит, — сделай, холоп, чтоб был не сноп, а каждая соломинка — солдат.
Расскочился сноп, стали солдаты; заиграли барабаны, трубы. Велел Иван солдатам песни играть, вышел с ними на улицу. Удивился народ. Поиграли солдаты песни, и увёл их Иван назад на гумно, а сам не велел никому за собой ходить, и сделал опять солдат снопом, бросил на одонье*. Пришёл домой и лег спать в закуту.
VII
Узнал наутро про эти дела старший брат Семён-воин, приходит к Ивану.
— Открой ты мне, — говорит, — откуда ты солдат приводил и куда увёл?
Одонье — кладь хлеба в снопах.
— А на что, — говорит, — тебе?
— Как на что? С солдатами всё сделать можно. Можно себе царство добыть.
Удивился Иван.
— Ну? Что ж ты, — говорит, — давно не сказал? Я тебе сколько хочешь наделаю. Благо мы с девкой много насторновали.
Повёл Иван брата на гумно и говорит:
— Смотри же, я их делать буду, а ты их уводи, а то коли их кормить, так они в один день всю деревню слопают.
Обещал Семён-воин увести солдат, и начал Иван их делать. Стукнет по току снопом — рота; стукнет другим — другая; наделал их столько, что всё поле захватили.
— То-то, — говорит. — Коли тебе ещё надо, ты приходи, я ещё наделаю. Соломы нынче много.
Сейчас распорядился Семён-воин войском, собрал их как следует и пошёл воевать.
Только ушёл Семён-воин, приходит Тарас-брюхан — тоже узнал про вчерашнее дело, стал брата просить:
— Открой мне, откуда ты золотые деньги берёшь? Кабы у меня такие вольные деньги были, я бы к этим деньгам со всего света деньги собрал.
— Ну что ж, — говорит, — пойдём в лес, а то лошадь запряги — не унесёшь.
Поехали в лес; стал Иван с дуба листья натирать. Насыпал кучу большую.
— Будет, что ли? Обрадовался Тарас.
Сошлись братья вместе и открылись друг другу: откуда у Семёна солдаты, а у Тараса деньги.
Семён-воин и говорит брату:
-Я, — говорит, — царство себе завоевал, и мне жить хорошо, только у меня денег нехватка — солдат кормить.
Семён-воин и говорит:
— Пойдём, — говорит, — к брату Ивану, — я велю ему ещё солдат наделать — тебе отдам твои деньги караулить, а ты вели ему мне денег натереть, чтоб было чем солдат кормить.
— Да как же, — говорит, — ты обещал?
— Да отчего ж ты, дурак, не станешь?
— Да как же, ты, — говорит, — обещал?
— Да отчего же ты, дурак, не станешь?
— Как отняли?
Уехали братья и стали судить, как своему горю помочь…
Семён и говорит:
— Давай вот что сделаем. Ты мне денег дай — солдат кормить, а я тебе половину царства с солдатами отдам — твои деньги караулить.
Только случилось раз, заболела у Ивана собака дворная старая, опаршивела, стала издыхать. Пожалел её Иван — взял хлеба у немой, положил в шапку, вынес собаке, кинул ей. А шапка продралась, и выпал с хлебом один корешок. Слопала его с хлебом собака старая. И только проглотила корешок, вскочила собака, заиграла, залаяла, хвостом замахала — здорова стала.
Увидали отец с матерью, удивились.
— Чем ты, — говорят, — собаку вылечил? А Иван и говорит:
— У меня два корешка были — от всякой боли лечат, так она и слопала один.
И случилось в это время, что заболела у царя дочь, и повестил царь по всем городам и сёлам — кто вылечит её, того он наградит, и если холостой, за того и дочь замуж отдаст. Повестили и у Ивана в деревне.
Позвали отец с матерью Ивана и говорят ему:
— Слышал ты, что царь повещает? Ты сказывал, что у тебя корешок есть, поезжай, вылечи царскую дочь. Ты навек счастье получишь.
— Слышала я, — говорит, — что ты лечишь? Вылечи мне руку, а то и обуться сама не могу. Иван и говорит:
— Ну что ж!
Достал корешок, дал побирушке, велел проглотить. Проглотила побирушка и выздоровела, сейчас стала рукой махать. Вышли отец с матерью Ивана к царю провожать, услыхали, что Иван последний корешок отдал и нечем царскую дочь лечить, стали его отец с матерью ругать.
— Побирушку, — говорят, — пожалел, а царскую дочь не жалеешь!
Жалко стало Ивану и царскую дочь. Запряг он лошадь, кинул соломы в ящик и сел ехать.
— Да куда же ты, дурак?
— Да ведь тебе лечить нечем?
— Ну что ж, — говорит.
И женился Иван на царевне. А царь вскоре помер. И стал Иван царём. Так стали царями все три брата.
IX
Жили три брата — царствовали. Хорошо жил старший брат Семён-воин. Набрал он со своими соломенными солдатами настоящих солдат. Велел он по всему своему царству с десяти дворов по солдату поставлять, и чтобы был солдат тот и ростом велик, и телом бел, и лицом чист. И набрал он таких солдат много и всех обучил. И как кто ему в чём поперечит, сейчас посылает этих солдат и делает всё, как ему вздумается. И стали его все бояться.
И житьё ему было хорошее. Что только задумает и на что только глазами вскинет, то и его. Пошлёт солдат, а те отберут и принесут и приведут всё, что ему нужно.
— Ну что ж, — говорит, — и царю жрать надо. Пришёл к нему министр, говорит:
— Ну что ж, — говорит, — нет, так и не плати.
— Ну что ж, — говорит, — пускай, — говорит,- не служат, им свободнее работать будет; пускай навоз вывозят, они много его нанавозили.
Пришли к Ивану судиться. Один говорит:
— Он у меня деньги украл. А Иван говорит:
— Ну что ж, — говорит.
Подумала, подумала жена Иванова, а она тоже дура была.
— Ну, — говорит, — возьмусь-ка я сам за дело. Пошёл он прежде всего к Семёну-царю. Пошёл он не в своём виде, а оборотился воеводой — приехал к Семёну-царю.
— Слышал я, — говорит, — что ты, Семён-царь, воин большой, а я этому делу твёрдо научен, хочу тебе послужить.
Стал его расспрашивать Семён-царь, видит — человек умный, взял на службу.
— Царю, — говорит, — не годится без войска жить. Ты мне прикажи только, а я соберу из твоего народу солдат и войско заведу.
Отслушал его Иван.
— Ну что ж, — говорит, — заведи, да песни их научи играть половчее,\» я это люблю.
Стал старый дьявол по Иванову царству ходить, солдат по воле собирать. Объявил, чтоб шли Все лбы брить, — каждому штоф водки и красная шапка будет*. Посмеялись дураки.
— Ну что ж, — говорит, — пригоняй силом.
И повестил старый дьявол, чтоб шли все дураки в солдаты записываться, а кто не пойдёт, того Иван смерти предаст.
Пришли дураки к воеводе и говорят:
— Говоришь ты нам, что, коли мы в солдаты не пойдём, нас царь смерти предаст, а не сказываешь, что с нами в солдатстве будет. Сказывают, и солдат до смерти убивают.
— Не пойдём, — говорят. — Уж лучше пускай дома смерти предадут. Её и так не миновать.
— Так мы, — говорят, — не пойдём.
— Ну что ж, — говорит, — пускай идёт. Перешёл тараканский царь с войском границу, послал передовых разыскивать Иваново войско. Искали, искали — нет войска. Ждать-пождать — не окажется ли где? И слуха нет про войско, не с кем воевать. Послал тараканский царь захватить деревни.,Пришли солдаты в одну деревню — выскочили дураки, дуры, смотрят на солдат, дивятся. Стали солдаты отбирать у дураков хлеб, скотину; дураки отдают, и никто не обороняется. Пошли солдаты в другую деревню — всё то же. Походили солдаты день, походили другой — везде всё то же; все отдают — никто не обороняется и зовут к себе жить.
— Коли вам, сердешные, — говорят, — на вашей стороне житьё плохое, приходите к нам совсем жить.
Походили, походили солдаты, видят: нет войска; а всё народ живёт, кормится и людей кормит, и не обороняется, и зовёт к себе жить.
Скучно стало солдатам, пришли к своему тараканскому царю.
— Не можем мы, — говорят, — воевать, отведи нас в другое место; добро бы война была, а это что — как кисель резать. Не можем больше тут воевать.
Рассердился тараканский царь, велел солдатам по всему царству пройти, разорить деревни, дома, хлеб сжечь, скотину церебить.
— Не послушаете, — говорит, — моего приказа, всех, — говорит, — вас расказню.
Испугались солдаты, начали по царскому указу делать. Стали дома, хлеб жечь, скотину бить. Всё не обороняются дураки, только плачут. Плачут старики, плачут старухи, плачут малые ребята.
— За что, — говорят, — вы нас обижаете? Зачем, — говорят, — вы добро дурно губите? Коли вам нужно, вы лучше себе берите.
— Я, — говорит, — хочу вам добро сделать, уму-разуму научить. Я, — говорит, — у вас дом построю и заведенье заведу.
— Ну что ж, — говорят, — живи. Переночевал господин чистый и наутро вышел на площадь, вынес мешок большой золота и лист бумаги и говорит:
— Живёте вы, — говорит, — все, как свиньи, — хочу я вас научить, как жить надо. Стройте мне, — говорит, — дом по плану по этому. Вы работайте, а я показывать буду и золотые деньги вам буду платить.