Господин Берлин протирает сонные глаза улицам разносчика. Так, а теперь совсем скоро прозвенит по улице трамвай. Ах, если б было можно поспать еще хоть часок, но — положение обязывает! И он зевает, потом потягивается. Эй, теперь уж пора! Куда же подевалась городская электричка и где трамвай? Ах, лентяи! Ха-ха-ха хи-хи-хи,- доносится из-под крыш вокзалов,- у тебя что, календаря нет? Ведь сегодня Первое мая. В парках щебечут птицы, воробьи чирикают: праздник, всемирный праздник! Уж кто-кто, а они не могли об этом не знать, ведь дети еще позавчера заговаривали о красных лен тах и бантиках! На больших фабриках и в мастерских так тихо, будто они лишились голоса, а ведь в другое время они ревут так, что оглохнуть можно.
— Буэнос-Айрес, Рио-де-Жанейро! Вот это да, отлично поговорим! Здесь ужасная жара, но тоже — красные флаги.
— Что вы сказали, дружище Берлин?
— Не послать ли немного консервированной жары в Петербург?
— Обратитесь к Нью-Йорку, он прямо так и пышет раскаленным воздухом.
— Не люблю пошлых шуток.
— Ох уж этот господин Берлин! — Алло, алло, говорит Лейпциг.
— Говорит Бордо.
Да нет, это же настоящий урок географии.
— Говорит Букстехуде.
— Ах ты, моя малышка!
— Да что вы понимаете, приходите и сами увидите — у нас весь город на ногах.
— Говорит Целла-Мелис. Посмотрите лучше, что у нас творится!
— Лангенбилау.
О, теперь деревни пошли! Все сияют, все рассказывают наперебой — здорово получилось!
Все кружится, звенит и ликует: всемирный праздник, всемирный праздник. День созидающего, день борющегося труда. И все гремит на улице и поет в гигантском хоре: