Некая женщина, принявшая суфизм, — а она принадлежала к опальной династии Омейядов (первой мусульманской династии халифов) — пришла к королеве из правящей семьи аль-Махди, сменившей Омейядов.
Королева считала себя женщиной деликатной и сострадательной. Увидев у дверей изнурённую и одетую в лохмотья фигуру нищенки, которая была омейядской принцессой, она пригласила её войти. Слова утешения готовы были сорваться с её губ, подкреплённые дарами, которые могли бы облегчить неприкрытую нужду гостьи. Но лишь только принцесса Омейядов произнесла: «Я — дочь дома Омейядов», — как королева, забыв о милосердии, закричала:
— Женщина из проклятых Омейядов! Явилась за подаянием, забыв, что творили твои родичи, как они притесняли и безжалостно помыкали нами, не оставляя нам ничего, кроме упования на Господа!
— Нет, — промолвила омейядская принцесса, — я пришла сюда не в поисках сострадания, не за прощением и не за деньгами. Я пришла взглянуть, научилось ли семейство аль-Махди тому, как себя вести, на опыте своих предшественников — безжалостных сынов Омейядов. Или же то поведение, которое ты порицаешь, оказалось заразным, что непременно завершится низвержением тех, кто его перенял.
И омейядская принцесса удалилась и больше никогда не появлялась.
Эта история дошла до нас со слов королевы аль-Махди, и значит, случившееся послужило хотя бы частичному усовершенствованию поведения людей.
