Сказка:навозный жук

Сказка:навозный жук

Лошадь императора удостоилась золотых подков, по одной на каждую ногу. За что?

Она была замечательно красивая: стройные ноги, умные глаза, шелковистая грива, ниспадавшая ей на шею длинной мантией. Лошадь носила своего господина в пороховом дыму, под градом пуль, слышала их свист и жужжание и сама отбивалась от наступавшего неприятеля. Билась она не на жизнь, а на смерть — вместе со всадником одним прыжком перескочила через упавшую лошадь врага и этим спасла золотую корону императора и самую жизнь его, которая дороже короны из червонного золота. Вот за это ей и пожаловали золотые подковы, по одной на каждую ногу.

А навозный жук тут как тут — прилетел в кузницу.

— Сперва великие мира сего, потом уж малые! — сказал он. — Но разве в размерах дело! — И он протянул кузнецу свои тощие ножки.

— Чего тебе? — спросил кузнец.

— Золотые подковы! — ответил жук.

— Ты, видно, не в своем уме! — сказал кузнец. — И ты золотых подков захотел?

— Да, — ответил жук. — Чем я хуже этой верзилы-скотины, за которой еще ухаживать надо? Чисти ее, да корми, да пои! А я разве не из императорской конюшни?

— За что жалуют лошадям золотые подковы? — спросил кузнец. — Тебе это известно?

— Мне известно, что меня оскорбляют! — сказал навозный жук. — Это мне прямая обида! Я ее не стерплю, уйду куда глаза глядят!

— Проваливай! — сказал кузнец.

— Невежа! — обругал его навозный жук, потом выполз из конюшни, отлетел немножко и опустился в красивом цветнике, где благоухали розы и лаванда.

— Здесь чудо как хорошо, правда? — сказала жуку жесткокрылая божья коровка — красная, в черных крапинках. — Как тут сладко пахнет, как все красиво!

— Вы так думаете? Ну, а я привык к лучшему! — возразил навозный жук. — Что же тут хорошего? Ни одной навозной кучи!.. — И он переполз дальше, в тень крупного левкоя.

По стеблю левкоя ползла гусеница.

— Как хорош божий мир! — сказала она. — Солнышко греет, весело, приятно! Пройдет немного времени, и я усну, или, как выражаются некоторые, умру; а проснусь уже бабочкой!

— Да, да, мечтай себе, мечтай! — сказал навозный жук. — Полетишь бабочкой! Как бы не так! Я вот из императорской конюшни, но и там никто, даже любимая лошадь императора, что теперь донашивает мои золотые подковы, не мечтает ни о чем таком. Отрастишь крылья — полетишь! Кто-то, а я вот сейчас и впрямь улечу! — И он взлетел. — Не хотелось злиться, да поневоле рассердишься!

Он шлепнулся на просторную лужайку, полежал-полежал, да и заснул.

И вдруг хлынул дождь, да какой! Навозный жук проснулся от шума и хотел было поскорей уползти в землю, но не тут-то было! Барахтался, барахтался, пробовал плыть и на спинке и на брюшке — но все напрасно, улететь нечего было и думать.

«Пожалуй, конец приходит», — подумал он, да так и остался лежать, где лежал.

Дождь ненадолго прекратился. Жук смахнул воду с глаз и увидел невдалеке что-то белое. Это был холст, который разложили белить. Жук добрался до него и заполз в складку мокрого холста. Конечно, это было не то, что зарыться в теплый навоз в конюшне, но никакого другого выхода жук не видел и пролежал в холсте весь день и всю ночь, — дождь лил целые сутки. Утром навозный жук выполз; ужасно он был сердит на погоду.

На холсте сидели две лягушки, глаза их блестели от удовольствия.

— Хороша погодка! — сказала одна. — Какая свежесть! Этот холст чудесно задерживает воду. У меня даже задние лапки зачесались — так бы и поплыла!

— Ласточка летает далеко, — отозвалась другая, — но хотела бы я знать, нашла ли она где-нибудь климат лучше нашего? Какие дожди, какая влажность — очаровательно! Право, кажется, будто сидишь в сырой канаве. Кто не радуется такой погоде, тот не любит родины.

— Вы, значит, не бывали в императорской конюшне, — сказал им навозный жук. — Там и сыро, и тепло, и пахнет чудесно. Вот к чему привык я. Там климат по мне, жаль только, что не прихватишь его с собой в дорогу! Нет ли здесь в саду хоть парника, где знатные особы вроде меня могли бы найти приют и чувствовать себя как дома?

Но лягушки не поняли его или не захотели понять.

— Я никогда не задаю вопроса дважды! — заявил навозный жук, но повторил свой вопрос три раза и все-таки не добился ответа.

Тогда жук двинулся дальше и наткнулся на черепок от горшка. Черепку не следовало лежать здесь, но раз уж он лежал, то мог послужить приютом. Под черепком поселилось несколько семейств уховерток. Им простора не требовалось — было бы общество. — Уховертки — очень нежные матери, и потому каждый их малютка считался чудом ума и красоты.

— Наш сынок помолвлен! — сказала одна мамаша. — Он сама невинность. Его заветная мечта — заползти в ухо к священнику. Совсем еще дитя малое! Помолвка удержит его от сумасбродств. Ах, какая это радость для матери!

— А наш сын, — сказала другая, — не успел вылупиться, как принялся шалить. Такой живчик! Что поделаешь, надо же молодежи перебеситься. Дети большая радость для матери! Не правда ли, господин навозный жук?

Они узнали пришельца, так как раньше видели его на картинке.

— Вы обе правы! — сказал жук; и уховертки пригласили его подползти к ним, если только он может подлезть под черепок.

— Надо вам взглянуть и на наших малюток! — сказали третья и четвертая мамаши. — Ах, это милейшие малютки, такие забавные! Они всегда ведут себя хорошо, если только у них не болит животик, но ведь от этого в их возрасте не убережешься.

И каждая мамаша рассказывала о своих детках, а детки тоже вмешивались в разговор и клещами дергали навозного жука за усы.

— Чего только не выдумают шалунишки! — восторгались мамаши, потея от умиления.

Но навозному жуку все это уже надоело, и он осведомился, далеко ли до парника.

— О, далеко, далеко! Он по ту сторону канавы, — ответили в один голос уховертки. — Надеемся, что никто из наших детей не вздумает отправиться в такую даль, а то мы умрем!

— Ну, а я попробую туда добраться! — сказал навозный жук и ушел не прощаясь, — так принято в высшем свете.

У канавы он встретил своих сородичей, таких же навозных жуков.

— А мы живем тут! — сказали они. — У нас преуютно! Милости просим в наше злачное местечко! Вы, наверное, утомились за дорогу?

— Да! — ответил жук. — Пока дождь лил, я все лежал в холсте; а там до того чисто, что это хоть кого уморит, обо мне же и говорить нечего. Пришлось посидеть и под глиняным черепком на сквозняке. Последствия — схватил ревматизм в надкрыльях. Хорошо, наконец, попасть к своим!

— Вы, может быть, из парника? — спросил старший из навозных жуков.

— Подымай выше! — ответил жук. — Я из императорской конюшни; там я родился с золотыми подковами на ногах; да и путешествую я по секретному поручению. Но вы меня не расспрашивайте, я все равно ничего не скажу.

И навозный жук уполз вместе с другими жуками в жирную грязь. Там сидели три молодые девицы той же породы и хихикали, не зная, что сказать.

— Они еще не просватаны! — сказала их мать.

И дочки опять захихикали, на этот раз от смущения.

— Более хорошеньких барышень я не встречал даже в императорской конюшне! — воскликнул жук-путешественник.

— Ах, не испортьте мне моих девочек! — сказала мать. — И не заговаривайте с ними, если у вас нет серьезных намерений. Впрочем, у вас, конечно, намерения серьезные, и я даю вам свое благословение!

— Ура! — закричали все.

И жук стал женихом. За помолвкой последовала и свадьба — зачем откладывать!

Следующий день прошел хорошо, второй — так себе, а на третий уже пришлось подумать о пропитании жены, а может быть, и деток.

«Вот как меня ловко окрутили! — подумал жук. — Ну, погоди, я их проучу!»

Так он и сделал — ушел. День нет жука, ночь нет жука — осталась его жена соломенной вдовой. Другие навозные жуки объявили, что приняли в семью форменного бродягу. Подумать только! Теперь его супруга осталась у них на шее!

— Так пусть она опять считается барышней! — сказала ее мамаша. — Пусть живет у меня попрежнему. Плюнем на этого негодяя, что ее бросил.

А жук сел на капустный лист и переплыл канаву. Утром два человека увидели жука, подняли и стали рассматривать. Оба были великие ученые, особенно мальчик.

— «Аллах видит черного жука на черном камне черной скалы», — так ведь сказано в коране? — спросил он и, назвав навозного жука по-латыни, сказал, к какому роду он принадлежит.

Взрослый ученый советовал мальчику не брать жука домой, — не стоило того, так как у них уже имелись экземпляры не хуже этого. Жуку эти слова показались невежливыми, — он взял да и вылетел из рук ученого. Теперь крылья у него высохли, и он мог лететь довольно далеко. Вот долетел он до самой теплицы и легко проскользнул в нее, — одно окно было открыто. Забравшись туда, жук поспешил зарыться в свежий навоз.

— Вот славно! — обрадовался он.

Скоро жук заснул и увидел во сне, что лошадь императора пала, а он, господин навозный жук, получил золотые подковы, все четыре, и, кроме того, ему обещали дать еще две. Что за дивный сон! Проснувшись, жук выполз и огляделся. Какая роскошь! Огромные пальмы веерами раскинули в вышине свои листья, сквозь которые просвечивало солнце, а внизу всюду зеленела травка и пестрели цветы — огненно-красные, янтарно-желтые и белые, как только что выпавший снег.

— Что за бесподобная растительность! То-то будет вкусно, когда\» все это сгниет! — сказал навозный жук. — Отменная кладовая! Здесь, верно, живет кто-нибудь из моих родственников. Надо бы мне завести с кем-нибудь знакомство, несмотря на то, что я гордый и горжусь этим!

И жук пополз, думая о своем сне, о павшей лошади и о золотых подковах. Но вдруг его схватила чья-то рука, стиснула, потом принялась тормошить

В теплицу вошел сынишка садовника с товарищем; они увидели навозного жука и вздумали позабавиться. Жука завернули в виноградный лист и положили в карман штанишек, и как он там ни вертелся, выкарабкаться не смог. Мальчик притиснул его рукой и вместе с товарищем побежал в конец сада, к большому пруду. Там они посадили жука в старый, стоптанный деревянный башмак, укрепили в середине его палочку вместо мачты, шерстинкой привязали к ней жука и спустили башмак на воду. Теперь жук попал в шкиперы; пришлось ему отправиться в плавание.

Пруд был большой-пребольшой; навозному жуку казалось, будто он плывет по океану; и это до того его поразило, что он упал навзничь и задрыгал ножками.

Башмак относило от берега течением, и как только он отплывал чуть подальше, один из мальчуганов засучивал штанишки, шлепал по воде и притягивал его обратно. Но вот башмак отплыл опять, и как раз в эту минуту мальчуганам так строго приказали вернуться домой, что они впопыхах забыли и думать о башмаке. А башмак уносило все дальше и дальше. Какой ужас! Улететь жук не мог — он был привязан к мачте!

Но вот в гости к нему прилетела муха.

— Погода-то какая славная! — сказала она. — Можно отдохнуть, погреться на солнышке. Вам тут очень хорошо.

— Болтаете, сами не знаете что! Не видите разве — я привязан!

— А я нет! — сказала муха и улетела.

— Вот когда я узнал свет! — проговорил навозный жук. — До чего он гнусен! Безупречен один я. Сначала меня обходят золотыми подковами, потом вынуждают лежать на мокром холсте, сидеть на сквозняке и, наконец, навязывают мне жену! Как только я делаю смелый шаг в мир, осматриваюсь и приглядываюсь, является мальчишка и пускает меня, связанного, в открытое море. А лошадь императора щеголяет себе в золотых подковах! Вот что меня сердит больше всего. Впрочем, в этом мире справедливости не жди! История моя очень поучительна, но что толку, если ее никто не знает? Да свет и недостоин знать ее, иначе он дал бы золотые подковы мне, когда лошадь императора протягивала к ним ноги. Получи я золотые подковы, я бы стал украшением конюшни, а теперь я погиб для всех, свет лишился меня, и всему конец. Но конец всему, видно, еще не наступил: на пруду появилась лодка, в которой сидело несколько девушек.

— Вот плывет деревянный башмак! — сказала одна.

— И бедный жук привязан крепко-накрепко! — проговорила другая.

Они поровнялись с башмаком и поймали его; потом одна девушка достала ножницы и осторожно обрезала шерстинку, не причинив жуку ни малейшего вреда. Когда же девушка вышла на берег, она посадила жука в траву.

— Ползи, ползи, лети, лети, коли можешь! — сказала она ему. — Свобода — великое благо!

И навозный жук влетел прямо в открытое окно какого-то большого строения, а там устало шлепнулся на тонкую, мягкую, длинную гриву любимой лошади императора, стоявшей в конюшне — родной конюшне жука. Жук крепко вцепился в эту гриву, стараясь отдышаться и прийти в себя от усталости.

— Ну вот я и сижу, как всадник, на любимой лошади императора! Что я говорю? Теперь мне все ясно. Вот это мысль верная! «За что удостоилась лошадь золотых подков?» — спросил меня тогда кузнец. Теперь я понимаю, за что! Она удостоилась их из-за меня!

И жук опять повеселел.

— Путешествие проясняет мысли! — сказал он. Чудесно сияло солнышко, и жук грелся в его лучах.

— Мир в сущности не так-то уж плох! — продолжал рассуждать навозный жук. — Надо только уметь за него взяться!

Да и как не быть миру хорошим, если любимая лошадь императора удостоилась золотых подков только потому, что на ней ездил верхом навозный жук!

— Теперь я поползу к другим жукам и расскажу им, как меня ублаготворили. Опишу все прелести заграничного путешествия и скажу, что отныне буду сидеть дома, пока лошадь не износит своих золотых подков.

Интересная Планета. Жук — Звездочет


Читать еще…

Понравилась статья? Поделиться с друзьями: