Мелюзга если вы пять минут помолчите, я расскажу вам сказку про Красную Шапочку, припомнить бы только сказку-то… Мне эту историю рассказывал старый капитан Мукель-ман, когда я был таким же маленьким и глупым, как вы. Он никогда не врал, капитан Мукельман!
Ну, значит, лиссен ту ми! Жила-была девочка. В звании Красной Шапочки. То бишь прозвание у нее такое было. Потому что она ни днем ни ночью не снимала с головы красной шапки. И такая красотка была — белая, как снег, красная, как кровь, и черная, как черное дерево. Глазищи здоровенные, круглые, а со спины поглядеть — задок толстенький, а спереди… Ну, в общем, отменно красивая, ладная, девчонка что надо.
И вот однажды посылает ее мать к бабке, та, видишь ли, болела. Обычная история. И дала Красной Шапочке корзину, а в корзине-то… три бутылки испанского красного, бутылка ростокской водки, две бутылки шотландского виски, и еще шведский пунш, и кюммеля бутылочка, и дюжина пива… Ну и пирожок там, горшочек масла, харчи разные, чтобы бабушка, значит, малость подкрепилась.
— Красная Шапочка,- наказала мать,- с тропинки не сворачивай, в лесу водятся волки, они дикие!
Это все происходило где-то в Сибири, под Николаевом, кажется. Красная Шапочка все обещала и двинулась в поход.
Идет она себе, а навстречу ей Волк. Он и спрашивает:
— Куда путь держишь, Красная Шапочка?
Ну, она и рассказала ему все, что вы уже знаете. А он:
— Где же твоя бабушка живет?
— Слушайте!
А Красная Шапочка и говорит, все точнее хонько:
— Швигерштрассе, тринадцать, в полуподвале. Тогда Волк показал девочке вкусную ягоду малину да землянику и заманил ее с тропинки в дремучий лес.
Бабушка эта была стервозная старуха, у которой выпали почти все зубы. Вот она и прошамкала:
— Кто там стучит в мою дверь?
А Волк отвечает тоненьким голоском:
— Это я — Спящая Красавица! Тогда старуха гаркнула:
— Входи!!
И Волк вихрем ворвался в комнату. А Бабушка надела ночную кофту, нацепила чепец, а потом взяла и сожрала Волка со всеми потрохами.
детства. Избежав опасности, она сразу же преважно надулась.
Странное дело! Цветы стали совсем другими. Сколько же времени, в самом деле… Похоже, что… Вуппи погрузилась в философические раздумья. Гм-гм! М-да… Поразительно! Впрочем, это же совершенно ясно! Но сколько же времени прошло с тех пор? Безуспешно искала Вуппи друзей детства. В конце концов она повстречала старую навозную муху, родом из Дохлого Кролика,- Тоббольда, или как его там,- невежественного пролетария. Но любопытства ради она заговорила с ним:
— Ну-с, папаша Тоббольд, что, видно, старость не радость?
Старикан не ответил, только выпучил глаза. Судя по всему, он выжил из ума, ибо внешний облик его жутко изменился. Но Вуппи встретились и другие мухи, и все они молчали, словно воды в рот набрав, и все жутко изменились внешне. Вуппи недоумевала — выходит, целое мушиное поколение выжило из ума? Она углубилась в размышления: «Итак, я, Вуппи, поставила научную проблему — может ли целое поколение мух выжить из ума? Поскольку мухи-соплеменницы явно не способны поспевать за смелым полетом моей мысли, то отсюда следует, что я… Ах нет, из гениальной скромности я умолкаю…»
Великие мании развивают некоторые положительные способности. На расстоянии в целых двадцать метров от себя Вуппи сумела распознать грозную опасность, известную ей с юных лет, а кроме того, из бабушкиных сказок: лягушку-квакшу. Вуппи не ограничилась тем, что обезопасила свою жизнь, она устроила квакше испытание, желая определить уровень ее умственного развития. Она кружила на высоте вероятно-возможного лягушачьего прыжка, раздражая квакшу издевательским смехом. Та квакала сперва яростно, потом — все тише, все трусливей. В сей достославный час Вуппи довелось пережить смертельный испуг. На расстоянии вытянутого мушиного хоботка мимо промчалась, со свистом рассекая воздух, Ласточка. Вуппи кинулась наутек. Ласточка — за ней. Вуппи села на ветку. Ласточка тоже. Сердце у Вуппи стучало, едва не разрываясь.
— Да не съем я вас,- мирно сказала Ласточка.- Наелась уже.- Ласточке хотелось поговорить.- А я недавно вернулась из Африки. Море — знаете, что такое море
— Нет,- призналась Ласточка.
— Нет? Ха-ха, это забавно!- Вуппи криво усмехнулась.- Впрочем, ладно. Можете говорить со мной, как с ровней. Так вы, кажется, собирались поделиться какими-то впечатлениями? Что ж, для меня не лишены известного интереса подобные наивные наблюдения, изложенные примитивным языком простонародья.
— Но я не смею…- сказала Ласточка.
— Те-те-те! Смелей! Выкладывайте ваши охотничьи рассказы!
Ласточка принялась рассказывать какую-то длинную немудреную историю. Вуппи скрестила попарно свои шесть ног и отвернулась, будто бы слушая вполуха. На самом деле она и вовсе не слушала, а строила планы побега. Вдруг Ласточка замолчала.
— Ну, что же дальше?- спросила Вуппи.
— Мне хочется есть,- смущенно сказала Ласточка и покраснела. В тот же миг Вуппи сиганула с ветки и спряталась в траве. Тут-то ее и проглотила квакша. А красная от стыда Ласточка полетела в Африку, где привела в ярость многих твердолобых быков своим красным цветом.
Квакшу, обнаружил муху и сказал: «Ай, ай!» Но сказал он это, разумеется, по-английски: «Egg, egg!»\’ Случайно как раз в этот момент Вуппи отложила практически первое в своей жизни яичко. Она уже давно достигла соответствующего возраста. Профессор при виде этой, как ему думалось, реакции на человеческую речь ощутил судорогу восторга. Открытие сделано! Положено, положено практическое доказательство в основу теории. Итак, животные наделены разумом в человеческом понимании. Есть возможность установить контакт: «ученые — насекомые». Уверенность профессора была столь непоколебимо твердой, что очень скоро он получил целый ряд новых блестящих подтверждений своей гипотезы. Понадобилась только пробирка с тонкими стенками. Как раз такую пробирку профессор привез с собой из Канады.
Во-первых, в мушином языке имеются пантомимические средства выражения. К примеру, «доброе утро!» по-мышиному будет вовсе не «Good morningb. Поворот правой средней ножки на тридцать градусов кверху означает: «Который час?» Профессор Нипп изучал мушиный с неустанным рвением. Между прочим, в фонетике этого языка отсутствует мужской род.
Нипп заключил с мухой контракт. Она обязалась в течение шести месяцев сопровождать профессора в научной поездке по Канаде с лекциями и докладами и своими бойкими ответами и адекватными реакциями наглядно демонстрировать истинность постулатов ученого. Профессор же со своей стороны обязался предоставить мухе на все время поездки подобающее питание и жилищные условия, а также гарантировал то, что выступления мухи будут носить исключительно научный характер и не станут объектом меркантильной эксплуатации. Вуппи подписала контракт по-мушиному, поставив несколько выпуклых точечек.
Профессор телеграфировал в Канаду, заказывал аудитории, договаривался о рекламе, нанимал импресарио. Он купил красивую клеточку-мухоловку, положил внутрь швейцарского сыру, земляники и навоза и пригласил туда Вуппи. Затем погрузил муху на корабль и погрузился сам.
Морское путешествие проходило великолепно. Настроение у профессора было радостное, приподнятое благодаря некоему научному воодушевлению; он был внимателен и добр ко всему и ко всем. В полдень он спускался в кубрик, угощал команду коньяком и беседовал с моряками. Странные они были парни, несколько, пожалуй, ограниченные, но отнюдь не глупые, а скорей задумчивые, да к тому же и весьма занятные. Они немало повидали на свете, но все равно зачастую разделяли самые нелепые суеверия, а причудливая фантазия водила их самыми необычайными путями.
Однажды матрос второго класса Фрицше рассказал профессору про чудовищного исполина Табарца, которого якобы не раз встречал в дальних плаваниях. Профессор усмехнулся, да и сами товарищи Фрицше не принимали его всерьез, потому что он вырос в местечке Фридрихсрода. Разобидевшись, матрос поднялся на палубу. Через какое-то время раздался его громкий крик:
— Господин профессор! Господин профессор!
— Он здесь!
— Исполин! Хотите его увидеть?
— Ай, ай!- сказал ученый и поднялся на палубу. Остальные тоже. Море до самого горизонта было спокойно. Нигде не видно было ни суши, ни кораблей. На голубом небе — ни облачка. Матросы смеялись.
— Нуте-с, где же прячется ваш мистер Табарц?- спросил добродушно настроенный профессор.
— Здесь!- Фрицше повел рукой вокруг.
— Видите это голубое небо?
— Так вот, это небо — маленький кусочек пуговицы на ширинке великого Табарца!
В эту самую минуту профессора позвал стюард.
Дверь профессорской каюты была взломана. Фрицше, не по злому умыслу, а всего лишь из любознательности, открыл мухоловку. А поскольку сыр и земляника в ней были, по его мнению, главным, а муха и навоз — второстепенным, то он и сожрал главное, а на второстепенное плюнул и растер.
