И снова Аврора, поднявшись с шафранного ложа, пролила на земные просторы зарево первых лучей. Троянские стражи со стены взглянули на ров и увидели на его насыпи копья, на них же две головы в засохшей черной крови. И вестница горя Молва тотчас на крыльях своих облетела лагерь троянцев, повергнутый в трепет, и застала несчастную мать Эвриала за прялкой. Покатился моток, распуталась пряжа, выпали спицы из рук. Несчастная с пронзительным воплем к валам понеслась, терзая седины и плачем наполняя землю и небо:
— Тебя ли я вижу, мой сын, опора старости поздней?! Из Трои горящей ты рядом со мною бежал! Ради кого не осталась в Тринакриия? Как мог ты покинуть меня, не простившись?! Напутственных слов ты моих не слыхал, идущий на верную смерть. На поле чужом добычей ты стал прожорливых псов и птиц италийских. Мать к погребению тебя не снарядит, глаз не закроет, ран не омоет, не покроет одеждой, которую ткала ночами и днями. Где отыскать твое тело? Не для того за тобой по морям и по суше скиталась! Вот я, рутулы. Если жалости капля в жестоких душах у вас сохранилась, цельте копья в меня! Окажи мне милость, небесный родитель! Сверху направив перуны, меня порази, ибо жизнь, для меня ненавистную, не могу оборвать я иначе.
Стон катился по рядам фригийцев. По совету Илионея и Юла, который не смог рыданий сдержать, воины подняли мать и на руках в шатер ее понесли.
