Глава 1
Наступил вечер, и люди Фианны решили окончить охоту. Отозвав собак, они спокойной и тихой поступью направились домой. Спокойствию этого вечера было суждено продлиться лишь до завтрашнего утра, и собаки уже предвкушали шумную радость грядущей охоты.
Итак, люди Фианны шли сквозь нежный золотистый сумрак вечернего леса, когда из чащи внезапно выскочила молодая лань, и от вечерней тишины сразу не осталось и следа. Закричали люди, залаяли псы, и началась погоня. Финн всегда обожал охоту и, прихватив верных Бран и Шкьолана, он быстро оставил позади своих спутников. В мире не осталось ничего, кроме Финна, двух его собак и гибкой, чудесной лани. Финн, псы, лань; случайные камни, через которые они перескакивали и которые огибали; одинокое дерево, сонно растущее у тропы; куст, дающий прохладную тень, как улей — мед; трава под ногами — все это бесконечно растягивалось, двигалось, ползло, летело, раскачивалось в бешеном ритме погони.
В самые дикие моменты своей жизни Финн ухитрялся задумываться, задумчив он был и сейчас. Обычно он понимал каждое движение своих любимых собак. Вот они дернули головами, вот насторожили уши, вот вильнули хвостами — все эти знаки были ясны ему, как родная речь. Но теперь, во время этой погони, он не мог понять ничего из того, что пытались сказать ему его псы.
Он впервые видел их столь азартно бегущими. Погоня почти полностью поглотила их, но они, вопреки обыкновению, не подвывали от нетерпения и не бросали, ища поддержки, взгляды в сторону хозяина.
Конечно, они оглядывались на хозяина, но такого взгляда Финн понять не мог. В собачьих глазах были вопрос и утверждение, и Финн не понимал, о чем его спрашивают и что ему пытаются объяснить. Снова и снова псы оборачивались на бегу и смотрели — нет, не на Финна — далеко назад, туда, где остались спутники их хозяина.
— Они ищут остальную свору, — сказал себе Финн. — Так вот почему они до сих пор не подали голоса! Ату ее, Бран, — закричал он, — голос, Шкьолан!
Псы обернулись и посмотрели на него уже совершенно непонятным взглядом. Лаять они отказывались,
и только бежали в молчании все быстрее и быстрее, пока не слились в одно мчащееся серое пятно.
— Кажется, они не хотят, чтобы остальные псы присоединялись к этой травле, — удивленно пробормотал Финн, пытаясь понять, что же такое происходит в узких собачьих головах.
— Лань бежит быстро, — продолжал размышлять он, покрикивая Ату! гончим. — Пожалуй, даже слишком. И она, похоже, еще и бережет силы. Да так ее даже Бран не догонит!
Они мчались по прекрасной зеленой долине, когда лань неожиданно остановилась и спокойно легла на траву, и в глазах ее не было и тени страха.
— Вот это да! — поражение вымолвил Финн. — Она ведь даже не устала. Тогда зачем ей понадобилось ложиться?
А Бран со Шкьоланом и не думали останавливаться. Они продвинулись еще на дюйм вперед — и вот уже они рядом с ланью.
— Легкая добыча! — с сожалением произнес Финн. — Взять! — выкрикнул он.
Но тут он снова застыл в изумлении — собаки не хотели убивать. Вместо этого они прыгали, играя, вокруг лани, облизывая ее морду, и тыкались носами в ее шею.
Тогда Финн соскочил с лошади, в правой руке сжимая занесенное для удара копье, а в левой — нож. Но ему так и не пришлось пустить их в ход — ведь лань начала играть с ним не хуже его любимых гончих. И когда в ладонь Финна тыкался мягкий теплый нос, тот не всегда знал, собачий он или олений.
И вот с такими странными спутниками он вернулся в Аллен Лейнстерский, и люди удивлялись, видя лань и двух собак, самозабвенно прыгающих вокруг Вождя, и не видя остальных охотников, ушедших с ним в тот день.
Когда же остальные охотники вернулись домой, Финн расказал им об охоте, и все согласились, что эту лань убивать нельзя, а надо, напротив, холить и лелеять, сделав ее ручной ланью Фианны. А кое-кто из тех, кто помнил о волшебном происхождении Бран, говорил даже, что эта лань тоже происходит из сидов.
Глава 2
А потом, поздно ночью, когда Финн готовился отойти ко сну, дверь в его покои мягко отворилась, и на пороге появилась молодая красавица. Вождь изумился, ибо не видел он ее раньше, да и представить себе не мог женщины столь прекрасной. А она даже не была женщиной, но юной девой, с гордой походкой и скромным взглядом. И герой робко взглянул на нее, а взглянув, не смог отвести глаз.
И так она стояла в дверях, улыбающаяся и смущенная, прекрасная, как цветок, робкая, как лань, и сердце вождя восторженно билось:
— Она небесная дева Заката, она блеск морской пены. Она красива и ароматна, как цвет яблони. Ее запах сладок, как мед. Она мне милее всех женщин мира. Я никому ее не отдам.
И эти мысли наполняли его восхищением и мукой — восхищением предвкушения счастья и мукой его ожидания.
И она смотрела на него тем же непостижимым взглядом, какой был у гончих на недавней охоте. В нем был вопрос, на который Финн не мог ответить, и призыв, которому он не мог не последовать.
Наконец Финн решился заговорить, и слова сами рвались из его сердца.
— Я не знаю тебя.
— Верно, ты не знаешь меня.
— И это удивительно, — мягко продолжил он, — ведь я знаю всех в этой земле. Чем я могу помочь тебе?
— Я молю тебя о защите, о Вождь!
— Я дам тебе все, что ты пожелаешь. От кого же тебя защитить?
— Я боюсь Страха Дуйрхе.
— Темного Сида?
— Да, он мой враг.
— Отныне и мой, — произнес Финн, — а теперь расскажи мне свою историю.
— Имя мое Садб, и я из Волшебного Народа, — начала она свой рассказ. — Многие из сидов предлагали мне свою любовь, но мне не мил никто из моего народа.
— Это же неразумно, — мягко упрекнул ее Финн.
— Я согласна, но любви моего народа мне не хватает. Если и есть где-то моя любовь, то бродит она среди смертных людей Ирландии.
— Ах! — только и смог выговорить ошеломленный Финн. — И кто же этот счастливейший из сметных?
— Ты знаешь его, — нежно прошептала она. — Еще когда я жила в мирной Волшебной Стране, я часто слышала о моем смертном герое, ибо молва о великих его деяниях дошла даже до сидов. А теперь на меня положил глаз сам Черный Колдун из народа Богов, и отныне, куда я ни взгляну, везде мне чудится его взгляд.
Тут она на мгновение умолкла, и страх, терзавший ее душу, исказил ее лицо.
— Он везде, — тихо произнесла она, — он смотрит на меня из кустов, он стоит на вершине горы. Его глаза глядят из воды и видят меня с неба. Его голос приказывает мне снаружи и тихо шепчет в моем сердце. Он не здесь и не там, он везде и всегда. Я не могу убежать от него. И я очень боюсь, — Садб тихо заплакала, глядя на вождя.
— Он мой враг, — прорычал Финн. — Я объявляю его своим врагом.
— Ты защитишь меня? — взмолилась она.
— Он не придет туда, где я, — твердо произнес он. — Я тоже наделен знанием. Я — Финн сын Уайла сына Байшкне, человек среди людей и бог среди богов.
— Он просил моей руки, — всхлипывала она, — но помыслы мои отданы моему герою, и я отвергла его, самого Темного Сида.
— Это твое право, и я клянусь своей рукой, что если твой возлюбленный жив и не женат, он женится на тебе или будет отвечать за отказ передо мной.
— Он не женат, — сказала Садб, — но он почти не подвластен тебе.
Вождь задумчиво пожал плечами.
— В этой земле мне неподвластны только Верховный король и князья.
— Какой человек властен над собой? — отозвалась Садб.
— Ты хочешь сказать, что я — тот, кого ты ищешь? — вопросил Финн.
— Именно тебе отдана моя любовь, — ответила ему Садб.
— Какое чудо! — радостно воскликнул Финн. — Ведь я возлюбил и возжелал тебя с того момента, когда ты отворила дверь в мои покои, и мысль о том, что твое сердце отдано другому, ранила мое сердце подобно мечу.
Финн действительно полюбил Садб так, как не любил никого раньше и вряд ли бы смог полюбить потом. Он не мог жить вдали от нее. Глядя на нее, он не видел мира, а глядя на мир без нее — не видел ничегэ, кроме мрака и печали. Звуки охоты были для него подобны музыке, но голос Садб затмевал и их. Он любил слушать весенний клич кукушки с высокого дереве, исполненный радости свист черного дрозда из осенних кустов и тонкое, сладкое очарование песни жаворонка, льющейся с голубого летнего неба. Но голос Садб был для него слаще пения жаворонка. Она очаровывала и удивляла его. В кончиках ее пальцев было волшебство. Ее нежная ладонь покоряла его. Ее легкие шаги заставляли его сердце биться сильнее, и каждым поворотом головы она открывала ему новую красоту своего лица.
— Она всегда не такая, как раньше. Она лучше любой другой женщины. Порой она даже лучше самой себя.
Он забыл про Фианну. Он перестал ездить на охоту. Он больше не внимал песням бардов и мудрым словам ведунов — в его жене было все это и еще что-то сверх того.
— В ней этот мир, и в ней же — другой. Она — все сущее, — говорил Финн.
Глава 3
Случилось так, что народ Лохланна пошел войной на Ирландию. Вражеский флот приплыл к скалам Бен Эдайр. С кораблей высадилось войско данов, готовых сражаться насмерть, но покорить зеленый остров. Против них вышел Финн со своим народом. Великий герой и раньше-то не жаловал данов, а на эту битву он шел с особой яростью — ведь теперь даны не только напали на его родину, но и попытались встать между ним и величайшим счастьем его жизни.
Битва была жестокой, но короткой. Лохланнахов оттеснили к их кораблям, и спустя неделю во всей Ирландии не осталось ни одного дана, кроме тех, что были погребены в ирландской земле.
Как только победа была одержана, Финн покинул свою победоносную Фианну и поспешил на равнины Аллена, к своей ненаглядной Садб.
— Не покидай нас! — восклицал Голл мак Морна.
— Я должен уйти, — отвечал Финн.
— А кто же опустошит пиршественный стол? — вопрошал Конан.
— Оставайся с нами, вождь! — умолял Кэлтэ.
— Какой же пир без Финна? — жаловались все. Но он не хотел оставаться.
— Клянусь моей рукой, — выкрикнул он, — я должен идти! Она увидит меня в окно!
— Так и будет, — согласился Голл.
— Так будет, — кричал Финн, — и когда она увидит меня издали, она выбежит мне навстречу из главных ворот!
— Было бы странно, если б она не выбежала, — ухмыльнулся Конан.
— И я снова коснусь ее руки! — обратился Финн к Кэлтэ.
— Да, это обязательно будет так.
— Я загляну в ее глаза! — настаивал вождь.
Но тут он заметил, что даже верный Кэлтэ не понимает его, и с грустью, но не без гордости осознал, что его чувств не дано понять никому.
— Мой дорогой, а ты влюблен, — произнес Кэлтэ.
— Да, точно влюблен, — снова ухмыльнулся Конан. — Любовь — радость для женщины, зараза для мужчины и верный признак безумия.
— Истинно так, я безумен! — бормотал Вождь. — Любовь делает нас несчастными. Мы не можем охватить взглядом неоглядное, не можем объять необъятное. Когда я смотрю в ее глаза, мне больно оттого, что я не вижу ее губ, а когда я смотрю на ее губы, все во мне кричит: Взгляни в ее глаза!
— Вот так всегда и бывает, — задумчиво промолвил Голл.
— Только так и не иначе, — согласился Кэлтэ. И герои вспомнили глаза и губы своих любимых и поняли, что вождя им не удержать.
Когда Финн увидел на горизонте свой замок, сердце забилось быстрее, и он ускорил шаг, радостно размахивая копьем.
— Она меня еще не увидела, — подумал Финн.
— Она еще не может меня увидеть, — утешил он себя.
Но тревожные мысли не оставляли его, ибо он понимал, что если бы все было хорошо, он бы увидел ее много раньше.
— Наверное, она думает, что я все еще сражаюсь или меня удержали на пиру по случаю победы.
Но тревожные мысли не оставляли его, ибо казалось ему, что если бы все было хорошо, она бы поняла, что его ничто не удержит.
— Женщины, — сказал себе он, — весьма стыдливы и не любят показывать другим свое нетерпение.
Но тревожные мысли и тут не оставили Финна, ибо он знал, что Садб могла бы выбежать незаметно, а даже если бы ее и увидели — все равно ей нет дела ни до чьих глаз, кроме его.
Подумав так, он сжал копье и побежал, как не бегал никогда в своей жизни, и вот, запыхавшийся и взъерошенный, он вихрем ворвался в ворота великого Дуна.
В Дуне царил беспорядок. Слуги что-то кричали друг другу, а женщины беспомощно носились, плача и заламывая руки. Когда же они завидели героя, то убежали от него и попрятались друг за дружку.
Финн нашел взглядом своего дворецкого Гарива Кронана по прозвищу Шумный Грубиян и решил расспросить его.
— Эй, подойди сюда! — сказал он. И Шумный Грубиян подошел к нему без малейшего шума.
— Где Краса Аллена? — приказал хозяин.
— Я… Я не знаю, господин, — ответил перепуганный слуга.
— Ах, ты не знаешь! — прорычал Финн. — Тогда рассказывай, что знаешь. И Гарив начал свой рассказ.
Глава 4
Спустя день после вашего отбытия, стражи увидели нечто удивительное. Они осматривали долину с самых высоких башен Дуна, и Садб была с ними. Вот она-то и закричала, что видит тебя, возвращающегося домой. Закричала, а потом побежала навстречу.
— То был не я, — сказал Финн.
— Он выглядел, как ты. У него было твое лицо и твои доспехи, и с ним были твои гончие, Бран и Шкьолан.
— Гончие были со мной, — сказал Финн.
— Мне показалось, что они были с ним, — скромно отозвался слуга.
— Не рассказывай сказки! — крикнул Финн.
— Мы растерялись, — продолжил слуга, — ведь мы никогда не видели Финна возвращающимся из боя до его окончания, и мы знали, что за это время ты не мог достичь Бен Эдайр и тем более сразиться с лохланнахами. И мы попытались уговорить нашу леди, чтобы она послала нас навстречу тебе, а сама осталась в Дуне.
— Вы поступили правильно, — согласился Финн.
— Но она не послушала нас, — запричитал слуга. — Она потребовала, чтобы мы дали ей встретить любимого самой.
— Увы! — сказал Финн.
— Она крикнула: Отпустите меня встретить ненаглядного мужа, отца моего нерожденного ребенка.
— Увы! — простонал Финн, раненный в самое сердце.
— И она побежала навстречу твоему облику, и его руки простерлись к нему.
Тогда мудрый Финн прикрыл глаза ладонью и увидел все, что произошло тогда.
— Продолжай! — изрек он.
— Когда Садб приблизилась к тому существу, оно подняло руку и коснулось ее ореховым прутом. И на наших глазах госпожа исчезла, а на ее месте появилась дрожащая лань. Эта лань помчалась к воротам Дуна, но гончие, что были там, погнались за ней.
Финн смотрел на своего слугу потерянным взглядом.
— Они вцепились ей в глотку… — прошептал трепещущий от страха слуга.
— Ах! — ужасным голосом выкрикнул Финн.
— …И притащили ее назад к фигуре, похожей на Финна. Трижды лань вырывалась и бежала к нам, и трижды собаки вцеплялись ей в глотку и волокли обратно.
— А вы спокойно смотрели! — прорычал Вождь.
— Нет, господин, мы бежали навстречу, но, как только мы подоспели, лань исчезла; потом исчезли огромные псы, а потом — и то, что казалось Финном. И мы стояли на траве, вытаращив глаза друг на друга и дрожа от ветра и ужаса. Прости нас, господин! — взмолился дворецкий.
Но великий воитель не вымолвил ни слова. Он застыл, не видя и не слыша ничего, и только бил себя кулаком в грудь, словно пытаясь убить в себе то, что должно умереть, однако еще живет. И так, колотя себя в грудь, он удалился в свои покои и не показывался ни в этот день, ни на следующее утро, когда солнце осветило Мой Ливе.
Глава 5
Долгие годы после того дня Финн провел в поисках своей возлюбленной сиды, отвлекаясь лишь на защиту Ирландии от врагов. Он исходил свою страну вдоль и поперек. Он ложился спать в печали, а просыпался в горе. На охоту он брал только самых верных своих псов — Бран и Шкьолана, Ломайре, Брод и Ломлу; только эти волшебные гончие могли понять, почуяв лань, нужно ли защитить ее или же убить. И не было почти опасности для Садб в этих поисках, но не было почти и надежды найти ее.
Однажды, спустя семь лет бесплодных поисков, Финн охотился с благородными людьми Фианны в Бен Гулбайн. На той охоте были все гончие Фианны, ибо Финн отчаялся найти Красу Аллена. И вот когда охотники мчались, огибая холм, в узкой лощине высоко на склоне холма собаки подняли ужасный гомон, и громче всего оттуда доносился лай гончих Финна.
— Что там происходит? — спросил Финн и, позвав своих спутников, направился на шум.
— Они дерутся там со всеми псами Фианны! — приблизившись, выкрикнул защитник Ирландии.
Так оно и было. Пять волшебных гончих сидели спина к спине и давали отпор одновременно сотне собак. Ощетинившиеся и ужасные, они щелкали зубами, и каждый удар их могучих клыков оборачивался горем тому, кому он предназначался. И сражались они не молча, как обычно и как их учили, — после каждого укуса гончие задирали морды и громким тревожным лаем звали хозяина.
— Они зовут меня! — прорычал Финн.
И он побежал так, как бежал до этого только раз в своей жизни, а близкие ему люди — как никогда раньше.
Добравшись до узкой лощины на склоне холма, они увидели пятерых Финновых гончих, сидящих кольцом и отгоняющих всех прочих собак Фианны, а за спинами волшебных псов, в самом центре их кольца стоял маленький мальчик. Он был обнажен, и длинные прекрасные волосы спадали ему на плечи. И шумная свара собак вокруг не вызывала на его лице ни тени страха. Он даже не обращал на них внимания — юный князь гордо глядел на Финна и его спутников, разгонявших собак древками копий. Когда собак разняли, Бран и Шкьолан, виляя хвостами и поскуливая, подбежали к мальчику и лизнули его ладони.
— Так они не приветствуют никого, — сказал кто-то из Фианны, оказавшийся неподалеку. — И кто же этот найденный ими новый хозяин?
Финн склонился к мальчику.
— Расскажи, мой маленький князь, биение сердца моего, как тебя зовут, как ты оказался посреди своры гончих на охоте и почему на тебе нет одежды?
Но мальчик не понимал языка людей Ирландии. Он просто вложил свою ладонь в руку Финна, и вождь почувствовал, будто рука мальчика коснулась его сердца.
Он посадил малыша на свое широкое плечо.
— Хорошую добычу мы взяли на этой охоте! — сказал Финн. — Мы должны принести это сокровище домой. Милый мой, ты станешь одним из мужей Фианны! — обратился он к найденышу.
Мальчик ответил столь гордо-преданным и бесстрашным взглядом, что сердце вождя растаяло в тот же миг.
— Ланёнок ты мой!
И тут Финн вспомнил ту, другую лань. Он усадил малыша на колени и пристально посмотрел ему в глаза.
— Да, взгляд тот же, — сказал он своей пробудившейся душе, — взгляд в точности как у моей Садб.
В этот момент печаль оставила защитника Ирландии, и радость неудержимым потоком хлынула в его душу. Напевая, он направился на охотничью стоянку; и люди его дивились — давно, ох, давно они не видели своего вождя таким счастливым.
Глава 6
Как когда-то Шинн ни на минуту не разлучался с Садб, так теперь он все свое время проводил с найденышем. Он придумывал для него тысячи имен, одно другого ласковей: Мой Ланчик, Мое Сердце, Мое Маленькое Сокровище, или: Моя Песенка, Моя Цветущая Веточка, Моя Радость, Моя Душенька. И псы Финна любили малыша никак не меньше своего хозяина. Мальчишка мог спокойно играть посреди стаи, готовой разорвать в клочья любого другого. И причиной тому были Бран и Шкьолан со своими тремя щенками, следовавшие за ним неотступно, как тени. Когда малыш был при стае, эта славная пятерка бросала на всех, кто пытался к нему приблизиться, такие злобные взгляды, что скоро вся Финнова псарня признавала его за хозяина и поклонялась ему, как святыне.
Пятеро мудрых псов ни на минуту не прекращали охранять своего юного хозяина — так велика была их преданность. Но все же это была преданность, а не любовь.
Даже Финна смущала такая верность. Если бы он мог, он бы нагрубил своим гончим, но он не мог даже представить такого; а малыш, если бы осмелился, нагрубил бы ему. Ибо в первую очередь Финн любил малыша, затем Бран, Шкьолана и их щенков, затем Кэлтэ мак Ронан, и вслед за ним — остальных защитников. Обычно заноза в лапе Бран отдавалась болью для Финна, и всем прочим героям Фианны приходилось мириться с подобными странностями вождя.
Найденыш понемногу осваивал язык людей, и в конце концов узнал его настолько, чтобы поведать Финну свою историю.
В его рассказе было много неясностей — он был слишком мал, чтобы все запомнить. Деяния стареют днем и умирают ночью, новые воспоминания вытесняют старые, и искусство забывать не менее важно, чем искусство помнить. Новая жизнь мальчика несла столько ярких впечатлений, что воспоминания из его прежних дней меркли и стирались, так что он уже не был уверен в своем рассказе о событиях, произошедших в этом мире и в мире, когда-то покинутом им.
Глава 7
Я жил, — поведал он, — в огромном прекрасном краю. Там были горы и долины, леса и реки, но куда бы я ни шел, я всегда приходил к великому утесу, подпирающему самое небо, и столь крутому, что и горная коза не сможет забраться на него даже в воображении.
— Я не знаю такого места, — озадаченно пробормотал Финн.
— Такого места нет во всей Ирландии, — вставил свое слово Кэлтэ, — но в Стране Сидов оно есть.
— Воистину, — сказал Финн.
— Летом я ел фрукты и коренья, — продолжил мальчик, — а зимой — находил еду в пещере.
— И с тобой никого не было? — спросил Финн.
— Никого, кроме лани, любившей меня и любимой мной.
— Ах! — горестно воскликнул Финн, — сын мой, продолжай, продолжай свой рассказ!
— К нам часто приходил темный и страшный человек, и он разговаривал с ланью. Иногда он говорил нежно, мягко и сочувственно, но спустя некоторое время он всегда злился и грубо и сердито кричал. Но как бы он ни говорил, лань всегда убегала от него в ужасе, и он уходил от нее разгневанным.
— Это был Черный Колдун из народа Богов! — в отчаянии закричал Финн.
— Совершенно верно, любезный друг, — отозвался Кэлтэ.
— Когда я в последний раз видел лань, — продолжил малыш, — с ней говорил темный человек. Он говорил долго. Он говорил мягко и сердито, снова мягко и снова сердито, и мне казалось, что он никогда не кончит говорить. Но в конце концов он ударил лань ореховым прутом, так что ей пришлось последовать за ним, когда он ушел. Она все время оглядывалась на меня и кричала так горестно, что ее пожалел бы всякий. Я тоже попытался пойти за ней, но не мог сдвинуться с места, и я тоже кричал ей, обиженно и печально, но вскоре она ушла так далеко, что я перестал видеть и слышать ее. Тогда я упал в траву, сознание покинуло меня, а очнулся я стоящим на горе посреди собак, где вы и нашли меня.
Этого мальчика нарекли Ойсином, что значит ланёнок. Позже он вырос и стал великим воином и лучшим бардом в мире. Кроме того, он не потерял своей связи с Волшебной Страной. Когда настало время, он новь ушел в Волшебную Страну и вернулся оттуда, чтобы поведать вам эти истории, ибо именно он первым рассказал их.
