Вы видели растущую скалу в заливе Канхваман? Она появилась давным-давно, когда царство Южного Силла постигло страшное бедствие. Жаркие суховеи сгубили все посевы риса, сои, пшеницы, кукурузы. Даже в метелках чумизы ни одного зерна не осталось — все пересохло. От голода люди умирали тысячами, и никто не мог спасти их. В то время страной управлял богатый и лысый сановник, полный и круглый, как белый боб. Глаза у того сановника огненно-рыжие, будто у тигра, а желтые зрачки от упоения властью такие огромные, что казались шире глаз.Сановник называл царем и часто хвастался:
— Мне никогда, нигде и никакие беды не страшны! Если даже нябо на землю рухнет, царю всегда найдется дыра, в которую он вылезет и опять начнет управлять страной и народом. И вот к этому глупому царю из Чхунчхондо, Кенсандо и из других ближних и дальних провинций за помощью потянулись огромные толпы голодающих просителей. А царь к тому времени настолько опустошил дворцовые кладовые, что впору самому одним цанди питаться.
Еще ранней весной царь то жалостливо плакался перед богом, то упрекал его: — Неужели, всевышний, ты не видишь? До урожая и так далеко, а ты еще придумал в феврале сделать двадцать девять дней!
К осени второго неурожайного года разгневанный до крайности царь призвал к себе визирей — советников:
астролога Ян Фея, жулика и жадного человека, и старого ученого, знающего жизнь всех морей и океанов, Ен Сена.
— Что посоветуете мне вы? — Нужен смелый и честный корабельщик, которому бы вы могли доверить свой флот и отправить его в дальние страны за покупкой продовольствия. Я думаю, что среди народа найдутся смелые и честные люди,— сказал Ен Сен.
— Я согласен с тобой, Ен Сен. Ищите отважного моряка,—приказал царь. Поиски честного и смелого человека привели царских слуг к одному тихоокеанскому кораблю, где самым отважным был моряк Эги. Обычно друзья о нем говорили: «Такой, как Эги, и на молнии бобы поджарит. Моряк, каких поискать!» И, действительно, многие моряки знали Эги как самого смелого и отважного человека, которому нередко доверялось и командование кораблем. Бывало, штормовой ветер кренит судно до опасной черты, мачты ломает, а Эги, стоя у руля, только нахмурится и спокойно приказывает корабельщикам, как вывести корабль на правильный курс.
А потом обязательно во всю морскую глотку он запоет свое обычное:
— Эй, эча! Эй, эча!
Что в том восклицании было особенного — одному Эги известно. То ли говорила теми словами душевная боль моряка, то ли разговаривал Эги с самим морским царем… Как бы там ни было, но необычный припев нравился морякам, и они в трудные минуты тревожной и опасной морской жизни, свертывая паруса или поднимая якорь, все вместе и дружно напевали:
— Эй, эча! Эй, эча! И вот предстал этот моряк Эги перед очами самого грозного царя.
— Наслышан о тебе: смелый и честный ты, моряк Эги .. Только откуда все это? Выходит, ты вроде луны: без ног она, а по небу ходит. Да и ветер без рук, а деревья качает. Вот и ты, вроде безвластен, а слава о тебе идет по всем морям и океанам. Это почему же так? Эги ответил шуткой:
— Ничего не поделаешь, превеликий и светлейший! Видно так всегда бывает: за медведем кусты трещат, а за тигром несется ветер…
— Хэ-хэ-хэ!—с опаской взглядывая на моряка, тихо рассмеялся царь, приговаривая.— Такого тигра, как ты, видать, одной чашкой риса не накормишь и одним штофом сури не напоишь. Ну, ладно, идем в мои покои, и я угощу тебя перед дальней дорогой так, как не угощал еще ни одного чужестранца. Только, что это ты, Эги, перед каждым моим слугой так низко раскланиваешься? — Кто обязан кланяться царю, тот прежде всего кланяется его конюху!— непонятно, но с веселой улыбкой ответил Эги.
«Гм-гм-гм! К чему бы это?!—удивился про себя царь.— Уж не претендует ли этот морской тигр на мой трон?!» Но сказать ничего не сказал, а только спросил:
— Вряд ли все правда в слухах о том, что ты смел и честен? А, Эги? — Перед твоими очами, светлейший, клянусь: у людей не возьму и иголки. Но у любого неспособного правителя готов забрать все и отдать людям…
— Э-эх ты, сатана!—ахнул царь.— Выходит, этой угрозой царю ты хочешь показать свою смелость?! Ладно, верю, что ты честен и смел. Но не будь же дерзким. Когда сам бог голодает, царь бессилен что-либо сделать, и он обращается к людям не за дерзостью, а за помощью… За помощью для них же! … — Я всегда готов служить людям. И все, что ради них, светлейший, прикажете сделать — будет сделано!
Сказав так, Эги несколько отступил и почтительно склонил перед властителем голову.
— Твоя почтительность — путь к великой славе! — сразу взбодрился царь.— А теперь — ужинать, вместе со мною — за царский стол!
Поужинать Эги согласился сразу. После обильного и сытного ужина, где было выпито много вина и сури, царь приказал:
— А сейчас идемте в тайное тайных моего дворца… И царь повел Эги в свои подземные кладовые. Кроме моряка, с ним отправились Ян Фей и Ен Сен.
Когда прошли сорок тяжелых дверей, закрытых потайными замками, и вошли под каменные своды, где хранились несметные богатства: золото, серебро, драгоценные камни, дорогие меха и шелка, то у астролога Ян Фея от жадности глаза полезли на лоб и так застыли, будто он в это время считал звезды на небе и никак не мог, даже не смел взглянуть вниз, на раскинувшиеся перед ним сокровища… — Половину этих драгоценностей, моряк Эги, а отныне — царский флотоводец, я передаю тебе. Ты поведешь в дальний чужестранный порт Каннам корабли, целую флотилию, и там на все драгоценности купишь пшеницы, риса, кукурузы, чумизы. Купишь столько, чтобы хватило прокормить всех людей нашей страны. Ты меня понял, флотоводец Эги? Ты согласен повести корабли?—спросил царь. — Понял и согласен, светлейший, повести твой флот в Каннам, если ты снарядишь мне пятьсот кораблей и дашь шесть тысяч корабельщиков, чтобы на каждом судне было по двенадцать крепких моряков и еще по два капитана, сменяющих друг друга… Кроме сентября, в течение любого другого месяца, я поведу твой флот туда и обратно…
— Поездку до окончания сентября нельзя откладывать, возразил царь. Но тут в разговор вмешался ученый Ен Сен:
— Многопрославленный и высокочтимый наш царь,— уважительно начал говорить Ен Сен.— Выслушай меня,твоего верного и честного слугу. Вижу, уходя от одной беды, ты наживаешь другую, более пагубную. Ты же хорошо понимаешь, что нельзя вырывать брови у тигра, если он еще живой. Твой флотоводец Эги прав. И я от души тебе советую: не снаряжай ты свой флот в дальний путь в этот опасный месяц. Вспомни: сентябрь — пора самых больших приливов и отливов, и ты можешь потопить свои драгоценности, погубить весь флот, и народ по-прежнему будет голодать и нищенствовать… Лучше пережди несколько недель, а потом — и в путь…
Выслушал царь советника Ен Сена терпеливо, но возразил резко и решительно: — Без муки кукси не приготовишь. Если отважный моряк, а ныне царский флотоводец Эги вызвался помочь нам, то он сделает все это сейчас и за высокий забор твоих ученых предсказаний прятаться не станет.
— Да, да, не станет прятаться; господин Эги сделает все, чтобы спасти нашу страну от голода. И я хочу порадовать вас, мудрейший и светлейший из всех правящих на земле, что небесные светила сулят счастливый путь кораблям. Да, да, счастливый! И вы вовремя отправляете свой флот в Каннам, Да, да, своевременно!— зачастил астролог Ян Фей, будто боялся, что тайная тайных — царская кладовая — сейчас же закроется и тогда он уже никогда в своей жизни не увидит такого богатства…
— А тебя,— царь пальцем вытянутой руки указал на бормочущего Ян Фея,— я назначаю на головном корабле нового флотоводца Эги хранителем этих ценностей до тех пор, пока они не перейдут в руки тех, кто поставит нам пшеницу, рис, кукурузу, чумизу… Ян Фей от радости даже сам не заметил, как подпрыгнул чуть ли не под купол каменного свода подвала. Но потом спохватился и даже попытался возразить царю…
— А что, если муравей действительно знает, когда дождь пойдет? А что, если правда все то, о чем говорил здесь Ен Сен? А что, если потонет весь ваш флот? А что, если потонут все ваши ценности? А что, если потону и я? Что же вы, мудрейший и светлейший, будете делать без своего главного визиря Ян Фея?
— Презренный трус!—выкрикнул царь в глаза Ян Фею, даже не дослушав его.— И ты еще называешься моим главным визирем! Убирайся вон из моего дворца! Нет тебе места на дворцовой службе! Убирайся навсегда! В дальний поход с флотом отправится отныне мой главный визирь — Ен Сен…
При этом царь сильно затопал ногами, не желая слушать никаких возражений… А наутро все пятьсот кораблей были снаряжены, шесть тысяч корабельщиков взошло на их палубы, и тысяча капитанов, слушая команды царского флотоводца Эги, посменно дежуря, повели свои корабли в дальний путь.
Десять дней и ночей шли корабли под командой Эги к дальним берегам Каннама, а на одиннадцатый, успешно преодолев все грозы, штормы и ураганы, моряки увидели наконец чужестранную землю. Подняли на мачтах мирные флаги и на шлюпках отправились к правителю Каннама для ведения торговых переговоров.
Здесь на драгоценности они выменяли столько хлеба, риса, сои, чумизы и кукурузы, сколько нужно было для народа всей Южной Силлы.
Корабельщики быстро погрузили хлеб и зерно в трюмы, подняли якоря, натянули паруса и под попутным ветром пошли обратно.
И недаром же говорится: к дому конь идет быстро. Так и корабли, нагруженные до предела зерном и хлебом, под командованием отважного моряка Эги обратный дальний путь проделали всего за неделю и оказались в родном Желтом море. Вот и залив Канхваман! Цель, казалось, совсем близка…
Но тут-то и начали сбываться предсказания знатока морской науки Ен Сена. Над заливом Канхваман вдруг собрались темные грозовые тучи. Огромные волны вздыбили море, и в узкой горловине залива, куда входили корабли, вода быстро начала подниматься.
Синим пламенем со всех сторон вспыхивали ослепляющие молнии, а гром грохотал так, будто земля разрывалась в разных направлениях.
Всю ночь боролись моряки со штормом, стремясь выйти на прежний курс, но не смогли, а едва буря начала стихать, Эги приказал бросить якоря. Только на рассвете, когда утих шторм, море успокоилось и стали видны очертания дальних гор, моряки обнаружили, что все корабли находятся в заливе Канхваман, застряв в иле, а море во время предутреннего отлива отступило от места вынужденной стоянки эскадры кораблей на тысячу чжан.
И чего-чего только не предпринимал смелый и отважный Эги, и какие только умные и мудрые советы не подавал главный царский визирь — ученый Ен Сен для того, чтобы выйти из залива в открытое море, «о ничего не помогло одолеть глубокий ил, в котором увязли корабли… Тогда Эги отправил во дворец гонца, чтобы тот сообщил царю о тяжелой участи царского флота, попросил бы у него сто тысяч подвод для доставки хлеба по суше с берегов залива Канхваман и объяснил ему, что сами корабли смогут подняться и выйти в открытое море только через год, когда в осенние дни следующего года вновь наступит самый большой прилив… Между тем злой и хитрый астролог Ян Фей всякими уловками и обманными путями уже вновь пробрался во дворец и опять втерся в доверие к самому царю, став, как и прежде, его главным визирем. Он-то и встретил первым гонца от Эги.
Выслушав посланца Эги и даже не допустив его к царю, жадный и властолюбивый Ян Фей по-своему доложил о беде, которая произошла на берегах Желтого моря в заливе Канхваман: — Я рад видеть, как утренняя свежесть придает вам бодрости, мудрейший из мудрых, богатейший из владык! Да пусть не станет ваше лицо печальным при черной вести с морских широт. Вы уже догадываетесь, о чем пойдет речь? Пусть божья кара падет на мою голову, если я скажу неправду. Предерзкий морячишка Эги, которого вы изволили назвать своим флотоводцем, потопил весь ваш флот. И в этом помог ему своими неумными советами слепой недоучка Ен Сен, возомнивший себя пророком. Теперь Эги требует от вас прислать к заливу Канхваман сто тысяч подвод, якобы для погрузки и доставки хлеба. Пусть так: пусть хлеб куплен. Мы доставим его и спасем народ. Но кто ответит за пятьсот потопленных кораблей флота вашего светлого имени? Рассвирепел царь и тут же приказал:
— Бывших царского советника Ен Сена и флотоводца Эги казнить отсечением голов на месте затонувших кораблей. Хлеб немедленно доставить ко дворцу. И все это сделаешь ты, Ян Фей! Надеюсь, на этот раз ты не струсишь под охраной двухсот вооруженных воинов!
Прибыв с личной охраной к заливу Канхваман, Ян Фей увидел не затонувшие, а застрявшие в иле корабли, которые могут быть еще спасены. Но Ян Фей от имени царя учинил быструю и жестокую расправу над теми, кто добыл голодающему народу хлеб. Для достоверности головы казненных — ученого Ен Сена и моряка Эги — Ян Фей доставил царю на большом серебряном блюде. А через год, когда в осенние дни по морям и океанам прошел большой ураган и воды залива Канхваман поднялись небывало высоко над берегами, все корабли были сняты с мели и весело заскользили по волнам Желтого моря. Под командованием одного из отважных корабельщиков — близкого друга Эги — все корабли в целости и сохранности предстали перед глазами царя. — Откуда эти корабли?!—удивился царь.
— Это корабли флота вашего имени, спасенные нами. Мы с честью и достоинством охраняли их для своей страны. Но вы, светлейший, не сумели сохранить нам ни истинного ученого Ен Сена, ни отважного флотоводца Эги. По лживому доносу вашего жадного и мстительного\’ советника Ян Фея вы казнили тех, кто сделал добро вам и людям вашей страны!
— Ах, вот как! Главный советник обманул меня?! — закричал царь на весь дворец.— Оказывается, этот жадный Ян Фей и из ноги комара готов всю кровь высосать!
Царь потребовал немедленно разыскать лживого визиря Ян Фея, привести его во дворец и при всем народе казнить. Но посланные на розыски вскоре вернулись и доложили, что визирь Ян Фей, не далее как вчера, убегая от царского гнева, пробирался через гору Инван \’, где был схвачен и растерзан тигром, и что от него остался лишь небольшой кусок кожи… И тут вдруг собравшиеся перед дворцом шесть тысяч моряков и тысяча капитанов враз громко запели:
Млечный путь черного неба Был тропинкой для кораблей… Мы везли для народа хлеба, И мы пели:
— Эй, Эги! Эй, эча! Эй!
Эй, Эги! Эй, эча! Эй!
На волне взлетая воздушной,
Корабли шли к заветным брегам…
Только ему они были послушны,
Эй, Эги! Эй, эча!
Кто же ныне поможет нам?
Эй, Эги! Эй, эча! Слушая песню моряков, царь притих, задумался. Потом он тоже громко и перед всем народом сказал, может быть, одну-единственную за все время своего правления справедливую фразу: — Когда умирает человек, после него остается имя и песня. Когда же умирает зверь, после него, как после Ян Фея, остается только кожа.
Сказав так, царь тут же упал и умер. Песню о нем после его смерти никто не сложил. А на берегу залива Канхваман из гранитных плит сложен высокий памятник — скала. И она до сих пор все растет и растет из года в год: каждый капитан, проходя на корабле мимо залива Канхваман, считает своим долгом бросить здесь якорь. Все моряки сходят на берег и каждый из них несет гранитную плиту к месту казненных — моряка Эги и ученого Ен Сена, чтобы сделать памятник еще выше. А матросы на больших и малых кораблях, на рыбацких шаландах и шхунах у берегов Южной Кореи и Японии, у Филиппинских островов и Индонезии, всегда с чувством веры и надежды поют:
Эй, Эги! Эй, эча!
Кто же нынче поможет нам?
Эй, Эги!
