Выбил дятел Ду-Дук на березе очередную сказку, сказал:
Черепаха любила медведицу Авдотью, пошла с Ивашкой. Весь вечер говорили о ней.
— Помаялась она с тобой, — говорила черепаха и пила из блюдца чай с малиновым вареньем. — Озорник ты был, Ивашка. Забыл, наверное, как больным притворялся и ничего делать по дому не хотел?
— Как можно забыть это? — говорил Ивашка и подливал черепахе чай из чайничка.
Правду говорил. Этот случай он хорошо помнил. Попросила его как-то вечером мать:
— Сходи, сынок, налови в речке раков, поужинаем.
Сходила, принесла целое лукошко раков. Дрожью изошла вся, пока наловила их, стара уж стала в речке-то купаться. Кормила Ивашку, приговаривала:
— А ты побольше ешь, сынок. Пища крепость придает, а крепких хворь стороной обегает.
А когда укладывала Ивашку спать, сказала:
— Раз нельзя тебе пока, сынок, в речку лезть, не надо. На деревню сходи завтра, барашка добудь. Неможется мне что-то. Пожую баранинки, полегче, может, станет. Да и ты мясца отведаешь.
Отведать баранинки Ивашка всегда готов, а вот идти за ней ему не хотелось. Но ведь так просто не скажешь матери — не пойду. Начнет браниться мать, услышат медведь Спиридон с медведем Лаврентием, придут и расчешут вихры. Они уж расчесывали ему. Подумать надо, как быть.
А медведица Авдотья увидела — ушел ее сынок в мысли, обрадовалась. Ясно, о чем сейчас думает Ивашка: как незаметно к барану подобраться, как без лишнего шума подмять его под себя и унести, чтобы собаки его не заметили.
— Ну коли болеешь ты, сынок, в берлоге посиди, в шашки поиграй. Я сама схожу как-нибудь, — сказала медведица Авдотья и пошла на деревню барашка добыть да сына мясцом попотчевать.
С этого дня частенько начал прихварывать Ивашка. Так обычно носится по роще, а чуть станет посылать куда мать по делу, тут же за сердце хватается. Глаза под лоб закатывает, охает:
— Ох, я бы с радостью, мама, да недуги меня разные замучили. Не успею от одной боли оправиться, другая прилипает. Вчера животом маялся, сегодня сердце что-то пошаливает. А так я бы с радостью.
А она отвечала:
— Больной он у меня, а больного что ж не побаловать.
И пришли тогда однажды к ней в берлогу медведь Спиридон с медведем Лаврентием и сказали:
— А ну показывай, где больной твой, мы ему лечебный массаж сделаем.
Как услышал Ивашка про массаж, так и выскочил сейчас же в окошко и кинулся бежать.
— Я здоров, — кричит, — я уже вылечился, ничем не болею.
Вот об этом и напомнила теперь черепаха Кири-Бум, а Ивашка сказал:
— Такое не забывается.
Стыдила его медведица:
— Неслух ты. Бока уж, поди, пролежал.
Ничего не помогает. И тогда решила медведица:
— А прикинусь-ка я глухой.
Кликнула Ивашку. Сидел он у берлоги и сам с собой в шашки играл.
— Сходи, сынок, принеси мне поесть чего-нибудь.
— Сама разве не можешь? — ответил, как всегда, Ивашка, а медведица приложила к уху ладонь и говорит:
— Ты вроде что-то сказал, сынок? Не расслышала я. Повтори.
И покатилось по роще эхо, от дерева к дереву, от полянки к полянке: «Сама разве не можешь…» И сказала медведица Авдотья:
— Вот теперь хорошо. Теперь не только я, все услышали, что ты меня, старую, кормить не хочешь. Придут сейчас медведь Спиридон с медведем Лаврентием и поговорят с тобой.
А Ивашка знает, как медведи разговаривают: по-медвежьи, один возьмет за одно ухо, другой — за другое. И кто кого перетянет. Вскочил он и побежал в чащу. Немного погодя улей принес.
Приставила медведица ладонь к уху:
— Ты вроде что-то сказал, сынок? Повтори, не разобрала я.
— Сама, говорю, разве не можешь за водой сходить?
— Ну что ты будешь делать, — сокрушалась медве дица, — вот вижу: говоришь ты мне что-то, шевелятся у тебя губы, а что — никак понять не могу. Темно в голове, ну ничего не слышу. Ты мне погромче крикни, сынок.
И заорал Ивашка изо всей мочи:
— Сама разве не можешь за водой сходить!
Так и пошло с той поры: станет медведица посылать куда Ивашку, начнет он отказываться, она сейчас же ладонь к уху:
— Глухота меня, сынок, одолела. Ты мне погромче кричи, чтобы не только я и другие слышали, как ты мать свою старую слушаешься. Придут тогда медведь Спиридон с медведем Лаврентием и поговорят с тобой.
Вот какую сказку рассказала тогда черепаха Кири-Бум у сосны с кривым сучком. О ней она и напомнила ему теперь.
— Да, — говорил Ивашка и подкладывал черепахе малиновое варенье на блюдечко, — нелегко было матери со мной, я теперь понимаю это. И кто знает, сумела бы она со мной справиться, если бы вы все не помогли ей: медведи — силой, ты — сказками. Ох, ты и пробирала меня ими, вспомнить страшно.
