В лесу стояла чудесная елочка. Место у нее было хорошее воздуха и света вдоволь, а кругом росли ее подруги постарше — и ели и сосны. Елочке очень хотелось поскорее вырасти; она не замечала ни теплого солнца, ни свежего воздуха, ни крестьянских ребятишек, которые весело перекликались, собирая в лесу землянику и малину; набрав полные кружки или нанизав ягоды словно бусы, на тонкие прутики, они присаживались под елочкой отдохнуть и говорили:
— Какая хорошенькая елочка! Какая маленькая!
Но деревце и слушать их не хотело.
Прошел год, и у елочки вырос новый кружок веток — мутовка; прошел еще год — прибавилась еще одна. Так, по числу мутовок, можно узнать, сколько лет ели
— Ах, если б я была такой же рослой, как другие деревья! — вздыхала елочка. — Тогда бы и я широко раскинула свои ветви, а верхушкой заглянула бы далеко-далеко! Птицы вили бы гнезда в моих ветвях, а при ветре я так же важно кивала бы головой, как другие!
И ни солнце, ни пение птичек, ни розовые облака, которые утром и вечером проплывали над ней, не доставляли ей ни малейшего удовольствия.
Стояла зима; все вокруг было покрыто ослепительно белым снегом, а по снегу нет-нет да и пробегал заяц и даже иногда перепрыгивал через елочку, — вот обидно-то! Прошло еще две зимы, и к третьей деревце подросло уже настолько, что зайцу приходилось обегать его.
«Да, расти, расти и поскорее сделаться большой и старой, что может быть лучше этого!» — думала елочка.
Осенью в лесу появлялись дровосеки и рубили самые большие деревья. Это случалось каждый год. Елочка теперь уже подросла и дрожала от страха, когда на землю с шумом и треском падали огромные деревья. Их очищали от ветвей, и они тогда казались такими голыми, длинными, тонкими! Трудно было узнать их. Потом их укладывали на дровни и увозили из леса.
Куда? Зачем?
Весной, когда прилетели ласточки и аисты, елочка спросила у них:
— Вы не знаете, куда увезли деревья? Вам они не встретились?
Ласточки ничего не знали, но один из аистов подумал, кивнул головой и ответил:
— Да, пожалуй. По пути из Египта я встречал на море много новых кораблей с великолепными высокими мачтами. Должно быть, это и были те деревья. От них пахло елью. Я привез вам поклон от этих важных особ.
— Ах, поскорей бы и мне вырасти да пуститься в плавание по морю. А какое оно, море? На что оно похоже?
— Ну, это долго рассказывать! — буркнул аист и улетел.
— Радуйся своей юности! — говорили елочке солнечные лучи..- Радуйся своему здоровому росту, своей молодой жизни!
И ветер целовал деревце, а роса проливала над ним слезы, но ель этого не ценила.
Перед рождеством срубили несколько совсем молоденьких елок; некоторые из них были даже меньше нашей елочки, которой так не терпелось поскорее вырасти. Все срубленные деревца были прехорошенькие; их не очищали от ветвей, а прямо уложили на дровни и увезли.
— Куда? — спросила ель. — Они не больше меня; одна даже меньше. И почему на них оставили все ветки? Куда их увезли?
— Мы знаем! Мы знаем! — зачирикали воробьи. — Мы были в городе и заглядывали в окна. Мы знаем, куда их повезли! Они попадут в честь, их так возвеличат, что и описать невозможно! Мы заглядывали в окна и все видели. Их ставили в середине теплой комнаты и украшали чудеснейшими вещами — золочеными яблоками, медовыми пряниками, игрушками и сотнями свечей.
— А потом?.. — спросила ель, дрожа всеми своими ветками. — А потом?.. Что было с ними потом?
— Этого мы не знаем. Но то, что мы видели, было замечательно.
— Может быть, и я вступлю на этот блестящий путь, — радовалась ель. — Это получше, чем плавать по морю. Ах, я просто изнываю от тоски и нетерпения! Хоть бы поскорее пришло рождество! Теперь и я стала высокой и густой, как те ели, что были срублены в прошлом году. Ах, если б я уже лежала на дровнях! Ах, если б я уже стояла в теплой комнате, разубранная всеми этими прелестными украшениями! А потом что?.. Потом, верно, будет еще лучше, — иначе зачем бы и наряжать меня? Но что же все-таки со мной будет? Ах, как я тоскую и рвусь отсюда!.. Невмоготу мне! Сама не знаю, что со мной.
— Радуйся нам! — сказали ей воздух и солнечный свет. — Радуйся своей юности и лесному приволью!
Но елочка и не думала радоваться, а все росла да росла. И зиму и лето стояла она в своем темнозеленом уборе, и каждый, кто видел ее, говорил: «Вот чудесное деревце!»
Подошло рождество, и елочку срубили первую. Топор глубоко врезался в ее тело, и елочка со стоном упала на землю. Ей стало больно, она слабела и уже не могла думать о своем будущем счастье. Грустно ей было расставаться с родным лесом, с тем уголком, где она выросла, — она знала, что никогда больше не увидит своих милых друзей — кустиков, цветов, а может быть, даже и птичек. Печальный это был отъезд.
Деревце пришло в себя только тогда, когда вместе с другими деревьями очутилось на каком-то дворе и услышало мужской голос:
— Прелестная елочка! Как раз такую мы и хотели. Явились двое нарядных слуг, взяли елку и внесли ее в огромный, великолепный зал. По стенам здесь висели портреты, а в нише большой кафельной печки стояли китайские вазы со львами на крышках. Повсюду были расставлены кресла-качалки, обитые шелком диваны и большие столы, заваленные книжками с картинками и игрушками «на сотню сотен далеров», — так по крайней мере говорили дети. Елку воткнули в большую бочку с песком, но об этом нельзя было догадаться, потому что Почку обмотали зеленою тканью и поставили на пестрый ковер. Как трепетала елочка! Что-то теперь будет?
Но вот явились слуги и молодые девушки и стали ее наряжать. На ветвях ее повисли набитые сластями маленькие сетки, вырезанные из цветной бумаги, а золоченые яблоки и грецкие орехи, казалось, сами выросли на ветках. Под зеленой хвоей закачались куклы — ни дать ни взять живые человечки; таких елка еще не видывала. Наконец, к ветвям прикрепили сотни маленьких свечек — красных, голубых, белых, а к верхушке — большую звезду из сусального золота. Как это было красиво, неописуемо прекрасно!
Сегодня вечером!
— Как засияет она сегодня вечером! — говорили все.
«Ах, — подумала елка, — хоть бы поскорее настал вечер и зажгли свечки! А что же будет потом? Быть может, другие деревья явятся сюда из леса, чтобы полюбоваться на меня? Быть может, к окошкам подлетят воробьи? А может быть, я укоренюсь в этой кадке и, нарядная, буду стоять здесь и зиму и лето?»
Ах! Что она знала?.. От напряженного ожидания у нее даже заболела кора, а эта боль для дерева так же несносна, как для нас головная.
Но вот зажгли свечи. Что за блеск, что за роскошь! У елки задрожали все ее ветви, и тут одна из свечек подпалила зеленые иглы и пребольно обожгла деревце.
— Ай-яй! — закричали девушки и поспешно затушили огонь.
Теперь елка не смела дрожать. И напугалась же она! Особенно потому, что боялась лишиться хоть малейшего из своих украшений. Весь этот блеск ее просто ошеломил. Но вот двери распахнулись, и ворвалась целая толпа детей, — можно было подумать, что они хотят повалить елку! За ними степенно вошли старшие. Малыши остановились как вкопанные, но лишь на минуту, а затем поднялся такой шум и гам, что в ушах звенело. Дети плясали вокруг елки и поминутно срывали с нее то одно, то другое украшение.
«Что они делают? — испуганно подумала елка. — Что это значит?»
Свечи догорели до самых веток, и их потушили одну за другой, а детям позволили обобрать дерево. Как они на него налетели, только ветки затрещали! Не будь верхушка с золотой звездой крепко привязана к потолку, дети свалили бы елку.
Потом они опять принялись плясать, не выпуская из рук своих чудесных игрушек. Никто больше не смотрел на елку, кроме старой няни, да и та лишь высматривала, не осталось ли где на ветках яблочка или винной ягоды.
— Сказку! Сказку! — закричали дети и потащили к елк маленького толстого человека.
Он уселся под деревом и сказал:
— Вот мы и в лесу! Пусть елка тоже послушает, ей это пойдет на пользу. Но я расскажу только одну сказку. Какую хотите: про Иведе-Аведе или про Клумпе-Думпе, который хот и свалился с лестницы, но все-таки прославился и добыл себе принцессу?
— Про Иведе-Аведе! — закричали одни.
— Про Клумпе-Думпе! — кричали другие. Поднялся шум; только елка стояла тихо и думала: «А об мне забыли? Или никому уже нет дела до меня?»
Да, так оно и было; роль ее кончилась, и никто не обраща на нее внимания.
Толстенький человек рассказал про Клумпе-Думпе, которы хоть и свалился с лестницы, но все-таки прославился и добыл себе принцессу.
Дети захлопали в ладоши и закричали:
— Еще, еще!
Они хотели послушать и про Иведе-Аведе, но пришлось удовольствоваться одним Клумпе-Думпе.
Тихо, задумчиво стояла елка, — лесные птицы никогда не рассказывали ничего подобного. «Клумпе-Думпе свалился с лестницы, и все же ему досталась принцесса! Да, вот что бывает на белом свете! — думала елка; она поверила всему, что сейчас услышала, ведь рассказывал такой приятный человек. — Да, да, кто знает! Может быть, и я свалюсь с лестницы, а потом сделаюсь принцессой, — и она с радостью думала о завтрашнем дне; ее опять украсят свечками, игрушками, золотом и фруктами. — Завтра уж я не задрожу! — думала она. — Я хочу как следует насладиться своим великолепием. И завтра я опять услышу сказку про Клумпе-Думпе, а может статься, и про Иведе-Аведе». И деревце смирно простояло всю ночь, мечтая о завтрашнем дне.
Наутро явились слуга и горничная. «Сейчас опять начнут меня украшать!» — подумала елка. Но они вытащили ее из комнаты, поволокли по лестнице и сунули в самый темный угол чердака, куда даже дневной свет не проникал.
«Что же это значит? — думала елка. — Что мне здесь делать? Что я тут увижу и услышу?» И она прислонилась к стене и все думала, думала… Времени на это хватало. Проходили дни и ночи, но к ней не заглядывал никто. Раз только явились люди и поставили на чердаке большие ящики. Деревце стояло в стороне, и о нем, казалось, забыли.
«На дворе зима! — думала елка. — Земля затвердела и покрылась снегом; значит, нельзя снова посадить меня в землю, вот и придется простоять под крышей до весны. Как это умно придумано! Какие люди добрые! Если бы только здесь не было так темно и так невыносимо пусто!.. Даже зайчиков нет ни единого… А в лесу-то как было весело! Кругом снег, а по снегу зайчики скачут. Вот хорошо было!.. Даже когда они через меня прыгали, хоть это меня и сердило. А здесь так одиноко».
— Пи-пи! — пискнул вдруг мышонок и выскочил из норки; за ним еще один, маленький. Они принялись обнюхивать деревце и шмыгать меж его ветвями.
— Ну и холод здесь! — пищали мышата. — Было бы потеплее, совсем бы хорошо было. Правда, старая елка?
— Вовсе я не старая! — отвечала елочка. — Есть много деревьев постарше меня.
— Откуда ты и что ты знаешь? — спросили мышата; они были очень любопытны. — Расскажи нам, где самое лучшее место на земле? Ты была там? Была ты когда-нибудь в кладовой, где на полках лежат сыры, а под потолком висят окорока и где можно плясать на сальных свечках? Войдешь туда тощим, а выйдешь толстым.
— Нет, такого места я не знаю, — ответила елка. — Но я знаю лес, где светит солнце и поют птицы. И она рассказала им о своей юности.
Мышата никогда не слыхали ничего подобного и удивились.
— Как же ты много видела! — запищали они. — Как ты была счастлива!
— Счастлива? — повторила елка и вспомнила то время, о котором только что говорила. — Да, пожалуй тогда мне жилось неплохо!
Затем она рассказала им про тот сочельник, когда ее разукрасили пряниками и свечками.
— Ого! — запищали мышата. — До чего же ты была счастлива, старая елка!
— Я совсем не старая! — возразила елка. — Меня взяли из лесу только этой зимой. Я в самой поре. Я едва успела вырасти.
— Как ты чудесно рассказываешь! — воскликнули мышата и на следующую ночь привели с собой еще четырех, которым тоже было интересно послушать елку. А сама она чем больше рассказывала, тем яснее вспоминала свое прошлое, и ей казалось, что она пережила много хороших дней.
— Но они же вернутся. Вернутся! Вот и Клумпе-Думпе упал с лестницы, а принцесса все-таки ему досталась. Может быть, и я сделаюсь принцессой!
Тут деревце вспомнило красивую березку, что росла в лесной чаще неподалеку от него. Настоящая красавица принцесса!
— Кто это Клумпе-Думпе? — спросили мышата.
И ель рассказала им эту сказку; она запомнила ее от слова до слова. Мышата прыгали чуть не до самой верхушки дерева, в таком они были восторге. На следующую ночь явилось еще несколько мышей, а в воскресенье даже две крысы. Крысам сказка вовсе не понравилась, что очень огорчило мышат, но теперь и они восхищались ею меньше, чем в первый раз.
— Вы только одну эту историю и знаете? — спросили крысы.
— Только, — ответила ель. — Я слышала ее в счастливейший вечер своей жизни; впрочем, тогда я еще не понимала, что он — счастливейший.
— Очень нудная история. А не знаете вы сказки про жир или сальные свечки? Про кладовую?
— Нет, — ответило деревце.
— Ну, счастливо оставаться! — сказали крысы и ушли. Мышата тоже разбежались. И ель вздохнула:
— Как приятно было, когда резвые мышата сидели вокруг меня и слушали мои рассказы! Но вот и этому конец… Ну, уж теперь я своего не упущу и, когда меня отсюда вынесут, повеселюсь всласть!
Но не так-то скоро это случилось.
Однажды утром явились люди прибрать чердак. Вытащили ящики, а за ними и елку. Сначала ее довольно грубо бросили на пол, потом слуга поволок ее по лестнице вниз.
«Ну, теперь для меня начнется новая жизнь!» — подумала елка.
И правда, повеяло свежим воздухом, блеснуло солнце — ель очутилась на дворе. Все это произошло так быстро, вокруг было столько нового, столько интересного, что она не успела даже взглянуть на себя. Двор примыкал к саду, а в саду все зеленело и цвело. Через изгородь перевешивались свежие благоухающие розы, цвели липы, ласточки летали туда-сюда и щебетали:
— Квир-вир-вит! Мой супруг возвратился! Но к елке это не относилось.
— Теперь и я заживу! — обрадовалась елка и расправила свои ветки. Увы, как они поблекли и пожелтели!
Деревце лежало в углу двора, в крапиве и сорной траве. На верхушке его все еще поблескивала золотая звезда.
Во дворе весело играли те самые ребятишки, что на святках плясали вокруг елки и так ей. радовались. Один малыш увидел вдруг звезду и сорвал ее с деревца.
— Смотри-ка, что уцелело на этой паршивой старой елке! — крикнул он и наступил на ее ветви; ветви хрустнули.
Ель взглянула на молодое, свежее цветенье в саду, потом на себя и пожалела, что не осталась в темном углу на чердаке.
Вспомнились ей и молодость, и лес, и веселый сочельник, и мышата, жадно слушавшие сказку про Клумпе-Думпе…
— Все прошло, все прошло! — сказала бедная елка. — И почему я не радовалась, пока было время? А теперь… все прошло, ъсе прошло!
Слуга принес топор и изрубил елку на куски, — вышла целая связка растопок. Как жарко запылали они под большим котлом! Дерево глубоко, глубоко вздыхало, и эти вздохи были похожи на негромкие выстрелы. Прибежали дети и уселись перед огнем, каждый выстрел они встречали веселым криком: «Пиф! Паф!» А ель, тяжело вздыхая, вспоминала ясные летние дни и звездные зимние ночи в лесу, веселый сочельник и сказку про Клумпе-Думпе, единственную сказку, которую ей довелось услышать и которую она умела рассказывать… И вот, наконец, она сгорела.
Мальчики опять играли во дворе; на груди у младшего блестела та самая золотая звезда, которая украшала елку в счастливейший вечер ее жизни. Этот вечер миновал, елке пришел конец, — пришел конец и нашей сказке. Конец, конец! Всему на свете приходит конец!
